Авария ашукино

Страшный суд: ожидание;

Не доступен для золотого звона,

Знает и мысли, и дела наперед.

Действительно, это отвратительно-сладкое зрелище "марша мира" в Киеве никого не обмануло: нормальные люди в здравом уме (а их всегда большинство) понимали, что Порошенко, Яценюк и Турчин возмущены правдой и памяти донбасцев, погибших под Волновахой. Те, кто отдал приказ развязать террор против жителей Донецкой и Луганской республик, проливают крокодиловы слезы над могилами убитых собственными силами людей!

Один из киевлян, оставшийся адекватным в своем восприятии происходящего на Украине и Донбассе, написал в своем блоге замечательный пост на эту тему: «Порошенко с открыткой «Я Волновач» — это то же, что Трумэн с открытка "Я Хиросима"... По моему точнее нельзя сказать!

Олег Измайлов
Журналист, историк, Донецк

Итак, попробуем затронуть еще одну, казалось бы, неожиданную загадку. Почему литературная полемика вокруг хрестоматийной поэмы «Смерч поэты» не утихала почти полтора века? О каких «вопиющих несоответствиях» заявляет Ираклий Андроников, когда пишет о лермонтовском шедевре?

Почему ученые до сих пор путают несоответствие начала и конца, эпиграфа и шестнадцати знаменитых строк приложения?

А что, вопросов мало? Перейдем к известным текстам.

Месть, милорд, месть!
Я паду к твоим ногам:
Будь справедлив и накажи убийцу
Чтоб казнить его в поздних веках
Я возвестил твой праведный суд потомству,
Видеть злодеев в ее примере.

Последние шестнадцать строк, приложение:

И вы, высокомерные потомки
Знаменитая злоба прославленных отцов,
Пятая рабская затоптанная развалина
Вы, алчная толпа, стоящая на троне,
Палачи Свободы, Гениальности и Славы!
Вы скрываетесь под сенью закона,
Но есть и суд Божий, попечители блуда!
Страшный суд: ожидание;
Недоступен для золотого звона,
И мысли и дела знает наперед.
Тогда ты напрасно прибегнешь к клевете -
Это тебе уже не поможет
И ты не смоешься всей своей черной кровью
Праведная кровь поэта!

Так что же выделяется при сравнении?

Действительно, если в эпиграфе автор, обращаясь к монарху, требует от него справедливости ("Месть, сударь!...суд и правду - молчи!..").

Убийца-незнакомец чья казнь может послужить основой для «злодеев», в конечном этапе она превращается в преступников совсем другого рода, в палачей, исполнителей чьей-то злой воли.И «правый балдахин», «престол», государство служит для этих людей надежным убежищем.

Другими словами, убийца становится палачом, точнее, палачом; возможная справедливость на земле оказывается невозможной; наказание превращается в безнаказанность; вместо француза, приехавшего в чужую страну «за счастьем и чинами», прибавляются «надменные потомки» сомнительного происхождения, чьи отцы восхвалялись какой-то «известной подлостью…»

Разве это метафора или неразрешенная конкретность? Все знают убийцу, имеют имя, но кто такие "потомки", если разговор идет, скажем, о разных людях? И о какой "известной мерзости" говорит Лермонтов?

Ответы на вопросы так и не были найдены...

Как ни странно, беспомощность перед текстом часто вынуждала нас принимать почти анекдотическое решение: эпиграф удален. Зачем оставлять строки, которые путают смысл и заставляют людей задуматься?

В течение ста пятидесяти лет жизни поэмы и более ста двадцати пяти лет с момента ее первой публикации примерно каждые тридцать лет эпиграф добавлялся, а затем удалялся.

То одна позиция, то другая выиграла и к сожалению до сих пор выигрывает.Так, с 1860 г. (первое издание) по 1889 г. эпиграф было решено не печатать. Предполагается, что эпиграф был дописан из-за цензуры, «чьей-то праздной руки».

В 1889 г. издатель собрания сочинений Лермонтова П. Висковатов восстановил эпиграф, затем стихотворение с эпиграфом перепечатывалось во всех изданиях до 1917 г.

С 1924 по 1950 г. эпиграфом, но с 1950 по 1976 год вновь возобладало мнение, что «эпиграф был вставлен, чтобы уменьшить политическую жесткость заключения», хотя и самим Лермонтовым.А поскольку, как заключает И. Андроников, это «уловка» самого поэта, эпиграф лучше перенести на ноты.

«Эпиграф отсутствует во многих полных экземплярах», — писал Ираклий Андроников в своих переизданных заметках к различным сборникам произведений Лермонтова, в частности к произведениям, собранным в 1983 году. «Из этого следует, что она предназначалась не для всех, а для определенного круга читателей, связанных с «задним двором». Копия, сделанная родственниками поэта для А. М. Верещагина, а потому весьма авторитетная, эпиграфа не содержит.Но эпиграфическая копия фигурирует в следственном деле... Есть основания полагать, что Лермонтов сам пытался перенести весь текст с эпиграфом в раздел III. Память о престоле, окруженном алчной толпой палачей свободы, напоминание о грядущей каре касались не только придворных сановников, но и самого императора. Эпиграф должен смягчить смысл последней строфы: ведь если поэт просит императора наказать убийцу, Николай не обязан брать стихотворение в свой адрес.При этом стихотворение было распространено среди широкой публики без эпиграфа.

Исходя из вышеизложенных соображений, в этом издании Лермонтова эпиграф перед текстом поэмы воссоздан не был.

Но своей цели поэт не добился: эпиграф был понят как способ ввести правительство в заблуждение, что усугубляло вину Лермонтова».

Справедливо отметить, что в некоторых недавних изданиях эпиграф снова появляется в тексте стихотворения.

В примечаниях к этим собраниям сочинений вводится пояснение: «По своему характеру эпиграф не противоречит шестнадцати заключительным строкам.Обращение к царю с требованием суровой кары для убийцы было неслыханной дерзостью... Так что нет оснований полагать, что эпиграф написан для смягчения остроты заключительной части поэмы. В этом издании в текст вводится эпиграф».

Разногласия по поводу эпиграфа говорят о том, что споры могут продолжаться, что истина не найдена, что разъяснения в комментариях по поводу удаления эпиграфа или его восстановления происходят без достаточных оснований, в соответствии с внутренним настроением издателей.Стихотворение «Смерть поэта» — своеобразный, можно сказать, переломный момент не только в творческой биографии Лермонтова, но и в его судьбе.

Зачем Лермонтову понадобился эпиграф? Может быть, и сейчас наши знания недостаточно совершенны? Нам кажется, что мы знаем о классиках больше, чем наши современники, а иногда даже больше, чем они сами, но нельзя не понимать, что нам всегда будет не хватать того, что знали наши современники и что классики знали о себе. Это означает, что поиск истины будет бесконечным.

Ах, если бы зайти на сайт Лермонтова, поучаствовать в его споре со Столыпиным, когда поэт, «закусив карандаш, порвав поводок», не дожидаясь отъезда оппонентов, начинает писать гневные выводы о «приближенных разврата». Виновен в смерти Пушкина. И Столыпин, пытаясь свести гнев Мишеля к шутке, скажет: "La poesie enfante!" (Поэзия свободна от бремени! - фр. .) Если!..

Да, если бы мы могли заполнить пустоту нашего невежества новыми фактами, может быть, стихотворение «Смерч поэзии» поразило бы нас не своими противоречиями, которые Лермонтоведы и сегодня восхваляют, но честность.

Но ровно два раза - и без эпиграфа и без дополнения, а потом с эпиграфом и с дополнением - Бенкендорф и Миколай прочитали стихотворение, в окончательном варианте переданное им агентами III отдела, на такой список и их сложные решения-предложения.

Собрав свидетельства очевидцев, попробуем представить себе положение, в котором находился Лермонтов в те далекие времена...

История создания "Смерти Поэта" известна. Пятьдесят шесть стихотворений-элегий были написаны Лермонтовым 30-31 января 1837 года.Найденный список, датированный 28 января, вероятно, ошибочен: вряд ли стихи появятся при жизни поэта. Однако слухи о смерти Пушкина уже взбудоражили Петербург.

«Чудесны стихи Лермонтова», — записал в своем дневнике А. И. Тургенев.

«Из стихотворений, появившихся после его смерти, Лермонтов — самое необыкновенное», — писал Н. Любимов 3 февраля.

«Только что получил стихотворение о См[ерт] Пуш[кин], написанное одним из наших однокашников, лейб-гусаром Лермонтова.Написано наспех, но с чувством. Я знаю, что вы останетесь довольны, и посылаю вам это…» — написал М. Харенко 5 февраля.

«…Это стихи, которые сочинил на смерть некий господин Лермантов, гусарский офицер. Я нахожу их такими красивыми, в них столько правды и чувства, что их нужно знать.Мещерский принес эти стихи Александре Гончаровой, которая попросила их для своей сестры, желая прочитать все о своем муже, желая говорить о нем , чтобы обвинить его плакать.

Но не только свет благоволит лермонтовским элегиям, они верны поэзии и силе. Вот как А.И. Муравьёв записывает беседу с Мордвиновым, его братом, начальником канцелярии 3-го отдела:

«Лермонтов приходил ко мне поздно вечером и с оживлением читал свои стихи, которые мне очень понравились. Ничего особенно острого я в них не нашел, так как не слышал последнего четверостишия, вызвавшего бурю против поэта.Он попросил меня выступить с Мордвиновым в его пользу, и на следующий день я отправился к своему родственнику.

Мордвинов был очень занят и не в настроении. — У тебя всегда есть старые новости, — сказал он. «Я давно читал эти стихи Бенкендорфу, и мы не нашли в них ничего предосудительного». Обрадованный этим известием, я поспешил к Лермонтову, чтобы успокоить его, и, не застав его дома, дословно написал ему то, что сказал мне Мордвинов. Когда я вернулся домой, я снова нашел его записку с просьбой о моем заступничестве, потому что он был в опасности».

Таким образом, отношение властей к "Смерти Поэта" сразу меняется с появлением добавленных стихов.Резонанс читающей аудитории также стремительно растет.

Первое упоминание о новых стихах в поэме «Смерч поэты» можно найти в письме А. И. Тургенева псковскому губернатору А. Н. Пещурову.

"Высылаю стихи достойные темы. Есть и другие строфы, но они не этого автора и уже, как говорится, доставили беду настоящему автору», — писал А. И. Тургенев 13 февраля.

- Как это прекрасно, Катиш, не так ли? - пишет М. Степанова в альбоме Тютчевой, переписывая стихи Лермонтова.- Но, может быть, слишком вольнодумно.

Наконец, оценка бабушки Лермонтова Е.А.Арсеньевой:

"Мижинка по молодости своей и легкомыслию писала стихи на смерть Пушкина, а в итоге он в зале суда не прилично написал".

Но среди перечисленных свидетельств выделяется документ исключительной важности - это постановления графа А. X. Бенкендорфа и Николая I по списку поэмы, доставленные в III Отделение 17-18 февраля.

"Я уже имел честь известить Ваше Императорское Величество, что я послал генералу Веймарту стихотворение гусарского офицера Лермонтова, что он допросит этого молодого человека и будет держать его в Генеральном Штабе без права сношения с кем-либо со стороны власти решат его дальнейшую судьбу и он берет документы и здесь и на своей квартире в Царском Селе.Вступление к этому произведению дерзкое, но конец бессовестный, вольнодумный, более чем преступный. По словам Лермонтова, эти стихи разносил по городу один из его товарищей, о котором он не хотел упоминать.

А. Бенкендорф».

Император пишет свое мнение:

«Приятные стихи, нечего сказать, я послал Веймарна в Царское Село для проверки лермонтовских бумаг и, если есть другие подозреваемые, арестовать их. Пока что я поручил старшему офицеру медицинской службы гвардейского корпуса посетить этого джентльмена и посмотреть, не одержим ли он; и тогда мы будем действовать в соответствии с законом».

Начинается расследование «запрещенных стихов». Лермонтова допрашивают «без права сношения с кем бы то ни было», он содержится под стражей как опасный «свободомыслящий».

Но стихи Лермонтова были в то время не единственными. Более двадцати поэтов, в том числе Вяземский, Тютчев, Жуковский, Языков и Кольцов, ответили скорбными строками. И все же такая участь была уготована только «Смерти поэта».

"Начало... дерзкое, а конец бессовестный, вольнодумный, более чем преступный."

"... он что, сумасшедший"?!

Эти слова напишут люди, хорошо помнящие "смелых" и "преступных вольнодумцев", шедших в Сенат. Получается, что остановить распространение свободомыслящей композиции невозможно.

Потом А.И.Тургенев сообщит брату за границу:

"Вот стихи с криминальной строфой, которые я выучил намного позже стихов".

Таким образом, и признание, и приложение считаются преступлением императором и Бенкендорфом.И все же уже более века время от времени восторжествовало мнение, что только последние строки «Смерти Поэта» являются единственной «криминальной строфой».

«Выстрел из пистолета, — писал Герцен в 1856 году, — убившего Пушкина, пробудил душу Лермонтова. Он написал элегическую оду, в которой, клеймя низкие интриги, предшествовавшие дуэлям, интриги, затеянные министрами-писателями и шпионскими журналистами, восклицал с юношеским негодованием: "Месть, сударь, месть!" Это одно несоответствие поэт искупил своим, сославшись на Кавказ».

В 1861 году в Лондоне вышел сборник «Скрытая русская литература», в котором стихотворение было напечатано без вступительных строк. Эпиграф снят издателями как противоречащий демократической идее... самого Лермонтова.

Странное приложение! Получается, что Лермонтов хотел прикрыться лояльными строками эпиграфа, но его компромисс показался правительству неадекватным, и Бенкендорф приказал арестовать Лермонтова, а Николай хотел убедиться, что Лермонтов «сошел с ума»?

Нет, что-то не так! Почему арестованные Лермонтов и Раевский не применили на допросах своего, можно сказать, гениального трюка, не попросили себе индульгенции, а как бы забыли о спасательных путях? Не потому ли, что им было ясно, как мало в них "спасения"?!

Думаю, отсутствие эпиграфа у Верещагина мало что объясняет.Стихи распределялись в два периода, достаточно вспомнить слова А. И. Тургенева. Не имел он и эпиграфа к списку С.Н. Карамзина.

Если мы говорим о копии Одоевского, то это была самоцензура. Одоевский надеялся опубликовать «Смерть поэта» и, конечно, как опытный журналист, никогда не предлагал цензуре последний вариант. Однако предложенный элегический текст не был опубликован.

Трудно согласиться с мнением, что Лермонтов, используя эпиграф как "обманку", рассчитывал на круг читателей, связанных с двором.

Распространение стихов является бесконтрольным актом, не зависящим от воли автора. Поэма была сильно переписана демократическими читателями, чиновниками и студентами. Если мы говорим о дворе, то именно здесь стихотворение Лермонтова называлось «призывом к революции».

Но, может быть, у нас недостаточно фактов, чтобы объяснить стихотворение «Смерч поэты»? Может быть, мы не знаем каких-то обстоятельств, заставивших Лермонтова не только написать последние шестнадцать строк, но и обратиться к эпиграфу?

Попробуем пересмотреть спор между Лермонтовым и кадетом Н.А. Столыпин, принесший в дом поэта отголоски светских разговоров...

... Пристанище певца сумрачно и тесно,
И на устах его печать.

Фока - символ вечной тишины... "Златоуст остановился" - как будто словарь В. Даля объяснял про Пушкина.

Нет пока призыва к мести, есть безнадежное горе. 29 января Лермонтов пишет то, что многие его современники пишут в стихах и письмах.

"Уважаемый Александр!

Сообщу вам неприятную новость: вчера мы хоронили Александра Пушкина. Он дрался на дуэли и умер от раны. Господин Дантес, француз, бывшая герцогиня Беррийская, благословленный нашим правительством, служивший в кавалергарде, везде был встречен с русским радушием, а наш хлеб, соль и гостеприимство были убиты.

Надо быть бессердечным французом, чтобы святотатственно поднять руку на неприкосновенную жизнь поэта, которую иногда щадит только судьба, жизнь целого народа.

Пушкин сделал ошибку, женившись, потому что остался в этом омуте большого мира. Поэты с их призванием не могут жить рядом с обществом, они не так устроены. Они должны создать для себя новый парнас, в котором они смогут жить. А то попадут пулей как у Пушкина и Грибоедова, и того хуже, издевательство!! "

БЕСТУЖЕВ: "Надо быть бездушным французом поднять кощунственную руку за неприкосновенную жизнь поэта..."

ЛЕРМОНТОВ: "Его убийца хладнокровно Он нанес удар... нет спасения: Пусто сердце бьется ровно, пистолет в руке не шевелится.

БЕСТУЖЕВ: « жизнь поэта, жизнь, которая принадлежит всему народу».

ЛИЕРМОНТОВ: «Когда он смеялся, он нагло презирал чужой язык и обычаи Земли; Он не мог пощадить нашу славу, Я не мог понять в этот кровавый миг, Для чего он поднял руку! ..."

БЕСТУЖЕВ: "Поэты с их призванием не могут жить рядом с обществом...А то попадут пулю или того хуже, поиздеваться!"

LIERMONTOW: "Он отравил свои последние мгновения подлым шепотом насмехаясь над невежественным...", "И для забавы разжигая слегка скрытый огонь."

Элегия до появления прибавленных стихов отражала те общие разговоры, которые велись повсюду в дни смерти Пушкина

Но через несколько дней «песнь скорби», как назвал Нестор Котларевский «Смерть Поэта», превратилась в «песня гнева».

Лермонтов и Раевский арестованы. В тюрьме пишут подробные "объяснения".

Большинство исследователей считают «объяснения» Лермонтова и Раевского искренними, а другие, утверждая их искренность, все же видят в них «самозащиту».

Но если задержанный преследовал оборонительную цель, ему приходилось думать о том, как не разглашать противнику опасные для него факты. И сама осторожность исключает честность. А что такое честность в лапах полиции? И Лермонтов, и Раевский понимали, что каждое их искреннее слово будет усугублять наказание, ужесточать приговор.Записка Раевского лермонтовскому дворецкому требует от Лермонтова не доверять любви, не быть искренним.

"Андрей Иванович! Раевский повернулся к дворецкому Лермонтова. - Отдайте молча эту записку и документы Мишелю. Я представил его министру. Нужно ли отвечать по нему, и тогда дело ничем не кончится. А если он скажет обратное, может быть и хуже».

Сравните тексты "объяснений" Лермонтова и Раевского.

Лермонтов:

"Я заболел, когда весть о злосчастной дуэли Пушкина разнеслась по городу. Кто-то из моих друзей ты мне его принес обезображенный разными статистами, одинокий, последователи наш лучший поэт, с самой яркой скорбью рассказанный с какими маленькими муками, с какими маленькими муками, с какими маленькими муками он был долго преследовался и, наконец, вынужден был сделать шаг против законов земли и неба, отстаивая в глазах жены честь строгого света. Другие, особенно дамы, оправдывали противников Пушкина, называли его (Дантес. - С.Л.) знатным человеком, говорили, что Пушкин не имел права требовать от жены любви, потому что он ревнив, зол на себя - говорили также, что Пушкин человек бесполезен и так далее... не ответил на последние обвинения.

Невольное, но сильное возмущение вспыхнуло во мне на тех людей, которые напали на человека, уже убитого рукою Божиею, не причинившего им никакого зла и прославленного ими; и врожденное в моей неопытной душе чувство защищать всех невинно осужденных еще больше затронуло во мне причину болезни раздраженного нерва. Когда я стал спрашивать, почему они так громко бунтуют против убитых, они ответили: вероятно, для придания большего веса, что и весь высший слой общества того же мнения.Я удивился - надо мной смеялись. Наконец, после двух дней томительного ожидания, пришла печальная весть, что Пушкин умер; Вместе с этим известием пришла и другая, утешившая русское сердце: Государь Император, вопреки своим прежним иллюзиям, великодушно протянул руку помощи несчастной жене и своим маленьким сиротам. Удивительное противоречие его поступка мнению (как меня уверяли) высшего класса общества возвеличило первое в моем воображении и еще больше уменьшило несправедливость второго.Я был твердо уверен, что государственные деятели разделяли благородные и милосердные чувства Государя, Богом данного покровителя всех угнетенных, но слышал, что некоторые лица, исключительно по родственным связям или в результате исканий, принадлежащие к высшего круга и упражняя своими заслугами достойных родственников, - некоторые из них не переставали затемнять память убитого и рассеивать разные неблагоприятные для него слухи. Тогда, в поспешном порыве, я излил на бумагу горечь своего сердца преувеличенными, неправильными словами, выразил несовместимый визг мысли, не веря, что он написал что-то предосудительное, что многие могут ошибочно принять за свою собственные выражения расходов, которые не предназначены для них вообще.Этот опыт был первым и последним в своем роде, пагубным (как я думал раньше и думаю сейчас) для других даже больше, чем для меня. Но если мне нет оправдания, то юность и энтузиазм хотя бы послужат объяснением, ибо в этот момент страсть оказалась сильнее холодного ума..."

Оказывается, спор был с дамами, сторонницами Дантес и Лермонтов, преисполненные восторга и благодарности царю за «чудесную противоположность его поступку», вовсе не считали... «предосудительным».

Посмотрим "объяснение" Раевского:

"... Лермонтов имеет особую склонность к музыке, живописи и поэзии, поэтому мы оба проводили в этих классах свободные часы, особенно 90 425 за последние три месяца, 90 426, когда Лермонтов не е он скончался из-за болезни.

Пушкин умер в Женеве. Когда 29 или 30 числа было дано Лермонтову сообщение с городскими молвами о безымянных письмах, которые вызывали у Пушкина ревность и мешали ему писать в октябре и ноябре (месяцах, когда Пушкин, по слухам, сочинял исключительно), - в тот же вечер Лермонтов написал элегические стихи заканчиваются словами:

И печать на устах его.

Среди них слова: "Не гнал ли ты его вольный чудотворный дар" - то есть безымянные буквы - что наглядно подтверждают два вторых стиха:

И взволнованный игрой
Слегка притаившийся огонь.

Эти стихи появились перед многими, и они были лучшим, что я узнал из ответов журналиста Краевского, который сообщал о них В. А. Жуковскому, князьям Вяземским, Одоевским и другим. Друзья Лермонтова постоянно здоровались с ним, и даже ходили слухи, что В.А. Жуковский прочитал их Его Императорскому Высочеству Государеву Наследнику и тот выразил свое одобрение.

Этот успех радовал меня из любви к Лермонтову, а Лермонтов вскружил голову, так сказать, из жажды славы. Копии стихов раздавались всем, даже с прибавлением 12 (16) стихов, содержащих выходку против лиц, не подвластных русскому суду, - дипломатов и иностранцев, а происхождение их, я убежден, таково:

Лермонтов посетил его шурин Столыпин.Он неблагосклонно отзывался о Пушкине, говорил, что тот неприлично вел себя среди людей большого света, что Дантес обязан поступать так, как он. Лермонтов, который был, так сказать, обязан Пушкину славой, невольно сделался его сторонником и по врожденному рвению вел себя задорно. Он и половина гостей между прочим доказали, что и иностранцы должны щадить именитых людей государства, что Пушкина, несмотря на его дерзость, щадят два правителя и даже осыпают милостями, и что тогда его упрямство должно не быть судимым.

Разговор накалился Молодой камер-юнкер Столыпин высказывал мнения, вызывавшие новые споры, - в частности, он подчеркивал, что иностранцам нет дела до поэзии Пушкина, что дипломаты свободны от влияния закона, что Дантес и Геккерн, будучи дворянами иностранцы, не подлежат ни закону, ни русскому суду...

Разговор шел в юридическом направлении, но Лермонтов прервал его словами, которые потом почти полностью вложил в стихотворение: "если нет закона над ними и никакого земельного суда над ними, если они гениальные мучители, то это Божий суд."

Разговор прекратился, а вечером, вернувшись от гостей, я нашел в Лермонтове известное дополнение, в котором ясно выразился весь спор.

Однажды нам пришло в голову, что стихи темны, что может пострадать за них, потому что они могут быть перетолкованы по желанию, но сознавая, что имя Лермонтова вполне им приписывается, что высшая цензура давно бы остановила их, если бы сочла нужным и для Государя Императора осыпать семью Пушкина милостями, дорожите им, - решили, что в этом можно ругать врагов Пушкина, - они оставили его в покое.

У нас не было и не могло быть политических мыслей, тем более противоречащих порядку, установленному вечными законами.

Мы и души русские, и еще более верноподданные: вот еще одно доказательство того, что Лермонтов неравнодушен к славе и чести своего императора...»

Так что «дама» Лермонтова, отстаивая право Дантеса на любовь, переделал Раевского в юнкера-кадета Столыпина, отстаивая право знатных иностранцев на пренебрежение русскими законами.

Лермонтов говорит о некоторых людях «только по родственным связям или в результате поиска людей, принадлежащих к высшему кругу и пользующихся их заслугами 90 425 достойных 90 426 родственников». более показательны наброски "объяснения" Раевского, приложенные к "делу":

"Кстати, он [и его партия] доказал. И половина гостей утверждала, что [все], хоть иностранец [должен], хоть иностранцев они должны щадить людей, которые замечательны в государстве.«

«Молодой курсант-оператор Столыпин [и кого еще не помню] [сдал]»

«Разговор проходил в легальном направлении [секс]».

Раскрываются зарисовки Раевского. Какая "половина" гостей? Кто был с Лермонтовым, кроме Столыпина? Какое "гендерное [итическое] направление" принял спор между Лермонтовым и его противниками? Что значит "лермонтовская партия"? Не кружок ли это "опасных вольнодумцев" вроде него и Раевского?!

Оговорки достаточно расширить «дело» дополнительным допросом Столыпина, но… следствие быстро заканчивается.

Раевский сослан в Олонецкую губернию, Лермонтов на Кавказ, что не считается слишком суровым наказанием.

Надо помнить об осторожности арестованных, об их вынужденных, понятных угрызениях совести, конечно в данной ситуации подвох.

Почему Третий отдел якобы не заметил несоответствия показаний арестованных содержанию «Смерти поэта»?

Литературовед В. Архипов находит самое простое объяснение - он называет Бенкендорфа "узким" человеком.Но, во-первых, хорошо известно, что Бенкендорф был опытнейшим и хитрейшим полицейским, и у него хватило бы ума усмотреть в показаниях неискренность, свести объяснение к несущественным подробностям, к безобидному разговору с «дамами» о любовь. И Бенкендорф был не единственным в III разделе — не случайно Лермонтов рисует Дубельтов профиль волка на полях списка «Смерть поэта».

Но если предположить, что Раздел III - в столь тяжелом положении в период январь-февраль 1837 г.- просто невыгодно было продолжать суд над неизвестным поэтом, невыгодно расширять расследование, привлекать новые лица, вступать в очные ставки, а наоборот, куда выгоднее считать пустяком с никому не известный двадцатидвухлетний хорунжий, постарайтесь как можно скорее остановить суд, изгнать обоих арестованных из церкви св. , чтобы успокоить общественное мнение? И надо ли уточнять - кого подозревал поэт в каждой строчке приложения? Что делать со строками про "попечителей разврата", "стоящих на троне"? Кто они, «палачи Свободы, Гения и Славы»? Лермонтов говорил не о светских «дамах».Не секрет, что познание конкретного, конкретного может в некоторых случаях глубже и яснее выявить размеры общего зла. Но кроме того, путь художника к истине пролегает разными путями. И для Лермонтова вполне возможен переход от детали к общему, от частного к широкому обобщению.

И. Андроников в своем известном произведении «Лермонтов и партия...» цитирует запись из списка «Смерть поэта», принадлежащую сотруднику Московского университета Н. С. Дороватёвскому. Этот список, как отмечает Андроников, «исходил из круга лиц, близких к Герцену».

Н.С. Дороватовский, недоумевая, кого имел в виду Лермонтов под «прихожанами разврата» и «заносчивыми потомками», перечисляет несколько возможных фамилий:

«Любимцы Екатерины II: 1) Салтыков. 2) Понятовский. 3) гр. Орлов (Бобринский, их сын, воспитывавшийся в доме курильщика, затем камергера Шкурина). 4) Высоцкий. 5) Васильчиков. 6) Потемкин. 7) Завадовский. 8) Зорич - 1776.

У Эльжбеты и Разумовского есть дочь, княгиня Тараканова.

Убийцы Петра III: Орлов, Теплов, Барятинский.У Романа Воронцова три дочери: 1) Катажина, любовница Петра III. 2) Навес. 3) Бутурлина...

Любовница Павла Софья Осиповна Чарторожская, ее сын Симеон - 1796. Убийцы Ивана Антоновича - Власьев и Чечин, заговорщик Мирович.

И. Андроников не останавливается ни перед одним именем. Список Дороватовского рассматривался другими исследователями и считался «случайным».

Между тем, в списке есть название цареубийства (точнее цареубийства). Жизненные пути их ближайшего потомка много раз пересекались с жизненным путем Лермонтова.

Речь о князе Александре Ивановиче Барятинском, будущем фельдмаршале, друге Лермонтова по школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров, злейшем и давнем враге Лермонтова.

Злобное отношение Барятинского к Лермонтову на протяжении долгой жизни Барятинского кажется непонятным и сейчас.

Обратимся к биографии «покорителя Кавказа». Не помогут ли воспоминания о нем раскрыть загадку нескольких добавленных строк из стихотворения «Смерть поэта»?

Личный биограф Барятинского Зиссерман писал о его герое:

«Все курсанты (в штандартных гвардейских училищах.- СЛ) было двести сорок пять человек, но широкую, громкую славу из них получили только двое: один - Лермонтов, как великий поэт, к сожалению рано умер, второй - природный талант, покоритель Кавказа и государственный деятель.

Военная карьера Эти два юнкера имеют сходное происхождение. Но если Лермонтов после учебы в Московском университете решает поступить в школу гвардейских прапорщиков, то Барятинский только готовится к университету, но, не поступив туда, меняет свое решение.

В отличие от Лермонтова, Барятинский очень мало учится в юнкерской школе, однако не знания, а другие качества придают Барятинскому лидерство в военной среде. Вот как рассказывает о тех годах А. И. Баратинского управляющий его имениями Инсарский:

«Князь Александр Иванович Барятинский рассказывал мне, что учился он в караульном училище самым отвратительным образом. Время проходило в розыгрышах и шалостях, в основном из-за сложных изобретений. Избыточность тоже не была последним уроком...Когда подошло время выпускных, князь оказался совершенно несостоятельным и ему предложили пойти в армию или, если он захочет, служить в гвардии, но остаться еще на год в гвардейском училище... Так что на В конце 1833 года он вступил в полк Кирасиров Гатчинской жизни, но этот шаг не разрушил его кратчайшей связи с прежними товарищами, так что он относился только к кирасирскому полку по форме, а сердцем и душой - к Кавалергардскому. Ему были близки интересы кирасирского, но кавалерийского полка.Все, что делалось в этом полку, было для него несравненно дороже, чем то, что происходило в Кирасье. Он считал себя членом общества кавалерийских офицеров и разделял их взгляды, убеждения и различные проявления. Что кавалергардскому полку нравилось - и ему было приятно; все, что нравилось офицерам кавалергарда, - и ему нравилось. Одним словом, он был самым усердным членом кавалерийского семейства».

Показания Инсара мало чем отличаются от показаний Зиссермана.

«Двухлетняя служба в гатчинских кирасирах была, по правилам кавалерии того времени, чередой пирушек, выходками ленивой светской жизни. Все это, однако, не считалось чем-то предосудительным не только в глазах товарищей и знакомых, но и в глазах вышестоящего начальства, напротив, как следствие молодости, дерзости, свойственной молодому человеку, и особенно кавалерист, все эти разоблачения и закрутки не содержали ничего постыдного, они доставляли верховным властям особого рода удовольствие, скрытое под личиной суровости...»

Из знаменитых выходок молодого Барятинского известны два случая веселых «похорон» людей, нечто неприятное для всей «компании» его друзей, офицеров кавалергарда. Одни «похороны» — организованное шествие в сторону кладбища с пустым гробом покойного командира кавалерийского полка Егора Грюнвальда, который спокойно ел на своем крыльце и с негодованием наблюдал за весельем.

Вторые "похороны" были организованы для пристава Борха, того самого "бессменного секретаря мальчишеского приказа".Впрочем, о Борхе я писал в предыдущих главах.

Кара Барятинский, его арест - всего лишь повод продолжить веселье высшего света.

«После осмотра комнаты, — сказал Инсарский, — предназначенной ему, князь в тот же час приказал явиться на следующий день мебельщикам, обойщикам и т. д. и очистить комнату самым роскошным и пышным образом ." Одному из известных ресторанов было приказано каждый день готовить изысканный обед на десять-двадцать человек... Принц сказал, что время его ареста было для него самым веселым и разорительным...»

Караул не повернул быть помехой в общении с «нянями» соседнего детского дома.

Вот отрывок из письма художника Гагарина к родителям:

«6 марта 1834 г. Вы мне часто рассказываете о сообществе молодых людей. Я не хотел бы, чтобы вы его неправильно поняли, во-первых, я провожу с ними мало времени, но иногда захожу провести остаток вечера в Трубецком, где собирается небольшая компания исключительно добрых и честных молодых людей, очень приветливых к друг друга. Здесь каждый привносит свой маленький талант и в меру своих сил способствует веселой и непринужденной игре, гораздо лучше, чем во всех примитивных салонах... Иногда мы занимаемся гимнастикой, борьбой и различными упражнениями.Я узнал здесь, что я намного сильнее, чем я думал. После десятиминутной напряженной борьбы, под громкое одобрение остального общества, я бросил на танцплощадку Александра Трубецкого, считавшегося сильнейшим из всей компании

Члены этого кружка Александр и Сергей Трубецких, офицеры кавалерийского полка , Барятинский — офицер кирасирского полка, иногда Дантес, новый кавалергард, остроумный и очень смешной».

«Вечная» привязанность Трубецкого к истории дуэли Пушкина, его дружба с Жоржем Дантесом и безусловное расположение к нему императрицы делают характер Трубецкого не только чрезвычайно важным, но и заставляют его внимательнее присмотреться к знакомству Лермонтова с Трубецко и его родственниками .друзья, среди которых особенно заметна личность князя Александра Ивановича Барятинского.

Как особенность взаимоотношений А.И.Барятинского и М.Ю. Лермонтова - событие, происшедшее в доме Трубецкого. Приведу интересный эпизод, описанный биографом князя Александра Ивановича.

«В 1834 или 1835 году однажды вечером у князя Т. [Рубецкого] было довольно большое собрание молодых офицеров, кавалергардов и других полков. Среди них были Александр Иванович Барятинский и Лермонтов, были товарищи по юнкерскому училищу.Разговор был оживленный, на разные темы, кстати, Лермонтов настаивал на своей обычной мысли о том, что человек, имеющий силы бороться с душевными недугами, не может преодолеть физическую боль. Тогда, не говоря ни слова, Барятинский снял колпак с горящей лампы, взял стакан и, не спеша, тихими шагами, бледный, прошел через комнату и поставил стеклянную лампу целиком на стол; но рука его была обожжена до костей, и он несколько недель носил ее на перевязи, страдая от сильной лихорадки.

Весной 1835 года Барятинский уехал «охотником» на Кавказ, где был тяжело ранен. Ситуация оказывается критической. Барятинский составляет завещание, в котором записывает кольцо Александру Трубецкому, а лошадь Сергею Трубецкому.

Однако раненый выздоравливает и, подобно герою, возвращается в Петербург. Благодаря дружбе матери Барятинского, баронессы Келлер, с императрицей, к которой она «ходила, когда хотела, легко», цесаревич навещает Барятинского и зачисляет его в свою личную свиту.В то время Барятинский уже был капитаном штаба.

С назначением в свиту «придумавшего себе (по Долгорукову. — С. Я.) страстные желания всех гвардейских офицеров» круг общения Барятинского значительно сужается. Самые близкие - Трубецкой, Куракин, Нессельроде, Дантес, "ультрамодные" дети сановников.

Положение Барятинского после дуэли для нас крайне важно. Подобно Трубецкому, Барятинский не смущается «рыданья» и «жалкой» тарабарщины светской толпы; публично объявляет поступок Дантеса рыцарским.

Письма Барятынского к Дантесу, опубликованные на гауптвахте, опубликованные Спецжолевым, поражают цинизмом.

«Я кое-что скучаю, потому что не видел тебя, мой дорогой Геккерн, поверь мне, я не прерывал добровольно своих визитов, которые доставляли мне столько удовольствия и всегда казались слишком короткими, но я должен был прерывать из-за суровость гвардейских офицеров.

Подумайте, возмутительно, меня дважды высылали из галереи под предлогом, что это не место для моих прогулок, и я еще дважды просил разрешения увидеться с вами, но получил отказ.Тем не менее, поверьте в мою искреннюю дружбу и симпатию, с которой вся наша семья относится к вам.

Ваш преданный друг

Барятинский».

Конечно, положение Барятинского многим кажется сложным. В гостиной Нессельроде, в кругу друзей, Барятинский открыто говорит за Дантеса. Свет «тихий», но скорее приятно тихий, осознавая силу рук этого человека.

Прежде чем решить, связана ли фамилия Барятинский с известными словами лермонтовского приложения, попробуем более подробно оценить родство Лермонтова и Барятинского после января 1837 года.

Первый биограф Лермонтова П. А. Висковатов, около двух лет находившийся под руководством князя А. И. Барятинского, не раз слышал от князя резко отрицательные отзывы о великом поэте.

П.А.Висковатов и другие стоящие за ним биографы предположили, что Барятинский не мог забыть стихотворение Юнкера от своего одноклассника.

«Уланша, скромнейшее из этих стихотворений, — писал П. А. Висковатов, — изображает проезд юнкерского училища верховой эскадрильи в Петергоф и ночную стоянку в селе Ижоре.Главный герой приключения - курсант уланской "Лафа" (Поливанов. - СЛ ), присланный абитуриентом. Героиня – крестьянка.

«Госпиталь» описывает приключения однокурсников: того же Поливанова, Шубина и князя Александра Ивановича Барятинского.

Все эти произведения Лермонтова предназначались, конечно, только для близкого круга товарищей, но, как мы уже говорили, они проникали в стены «школы», ходили по городу, и те из упомянутых в них героев которым приходилось играть достойную похвалы роль, смешную или оскорбительную, возмущавшуюся Лермонтовым.Это возмущение росло вместе со славой поэта, и поэтому многие из его одноклассников стали его злейшими врагами. Один из них — человек, впоследствии получивший важное государственное положение, — возмущался каждый раз, когда мы говорили с ним о Лермонтове. Он называл его «самым аморальным человеком» и «средним последователем Байрона» и недоумевал, как тот может быть заинтересован в сборе материала из его биографии. Намного позже, когда нам в руки попала школьная работа нашего поэта, мы поняли причину такого гнева.Эти люди даже мешали его карьере, которую они сделали себе успешной».

Барятинский, находясь в свите цесаревича, мог, конечно, сделать много плохого "опальному" Лермонтову.

Висковатов повторяет свое предположение о причинах обиды на князя А. И. Барятинского.

«Александр Иванович Барятынский, — писал Висковатов в «Русской Старине», — сыграл весьма незавидную роль в приключении Дон Жуана весьма непривлекательного характера, предложенного хвастливым молодым человеком на пари полдюжины шампанского..."

Вот комментарий одного из первых издателей собрания сочинений Лермонтова - Ефремова, который во второй том включил несколько строк "Госпиталя".

"У М.И. Семевского видели один номер рукописного журнала № 4 "Журнал Школьная Заря". Этот номер начинается со стихотворения Лермонтова «Уланша» и заканчивается его же стихотворением «Гошпиталь», под которым он также подписывает «Граф Дарбекер».

Последний куплет описывает приключения двух школьных друзей Лермонтова: князя А.И. Барятинский и Н. И. Поливанов (Лафий).

Князь Барятинский в темноте по ошибке обнимает слепую дряхлую старуху вместо прекрасной девицы, кричит, бежит слуга со свечой, бросается на князя и бьет его. Поливанов, бывший с красавицей, приходит на помощь и спасает князя».

Висковатов П. А. повторяет мнение Барятинского о Лермонтове в «Русской Мысли»:

«Фельдмаршал князь Барятинский, товарищ Монго по гвардейскому училищу прапорщиков отзывался о нем очень недружелюбно, да и о Лермонтове.Но на то были и другие причины».

Уже в начале нашего века ученик Висковатова Е.А. Бобров опубликовал выдержки из письма Висковатова к нему об отношениях князя Барятинского с Лермонтовым. Письмо, по словам Боброва, было личным и не подлежало «полной публикации», поэтому большая его часть была представлена ​​в виде повторения.

"Важнее вопрос об отношении Лермонтова... к князю Барятинскому. Висковатов знал последнего очень близко, так как был у него личным секретарем больше года.

Барятинский, по описанию Висковатова, был очень умен и чрезвычайно талантлив. Но если у человека есть «глубина ума и глубина самолюбия, в конце концов глупец победит мудреца». Все такие чрезмерно гордые люди не терпели Лермонтова. Была еще одна особая причина нелюбви Барятинского к Лермонтову.

Лермонтову и Столыпину (Монго, - СЛ ) удалось спасти одну даму от назойливости некоего высокопоставленного лица. Последнего подозревали в хитрости Барятинского, потому что он ухаживал за этой дамой.И личная неудача, и негодование на лице заставили Барятинского возненавидеть Столыпина и Лермонтова. Но самой главной причиной неутолимой ненависти Барятынского к Лермонтову является описание неудач князя в эротической поэме «Госпиталь». Этим стихотворением Барятинский был ранен в самую ахиллесову пяту, так как о происшествии сообщалось, пусть и цинично, но вполне справедливо, лишь с добавлением мелких пикантных подробностей. Мог ли когда-нибудь Барятинский забыть и простить с его безмерной гордостью это стихотворение, помещенное в рукопись и выставившее Барятинского на посмешище в глазах товарищей?

Из сказанного видно, как неприятно изумлялся князь, который очень хотел, чтобы Висковатов составил свою биографию, уже начал, как однажды его секретарь, говоря ему о Лермонтове, сказал ему, что он собирается писать биография великого поэта. Барятинский был искренне удивлен тем, что есть люди, которые думают исследовать такого человека, как Лермонты. Он и представить себе не мог, что отпрыск может судить о Михаиле Юрьевиче иначе, чем осмеянные им однокашники.Барятинский стал настойчиво отговаривать свою молодую секретаршу от этого начинания, говоря, что биографию Лермонтова не надо, не надо писать. «Поговори об этом со Смирновым, — посоветовал он. - Я познакомлю тебя с ней. «Он познакомил меня со Смирновым, — пишет Висковатов. «И она, разумеется, по просьбе Барятинского, тоже отговаривала меня от написания биографии Лермонтова».

Барятинский объяснял свою неприязнь к Лермонтову со стороны самого Николая Павловича таким оригинальным сравнением, якобы в то время на страну смотрели как на бильярд и не любили ничего, что превосходило однообразную гладь бильярдной глади, и Лермонтов, хотя сам он был личностью в высшей степени неприятной, но все же выделявшейся над землей.Барятинский признал это со всей своей искренней ненавистью к великому поэту. Таким же образом, то есть «выделяющимся», Барятинский объяснял свою известную к нему неприязнь...»

Друзья Барятинского тоже плохо обращались с Лермонтовым. Так что граф Адлерберг, адъютант цесаревича, как и Барятинский, очень плохо отзывался о Лермонтове. «Никогда не забуду, — писал Д. Мережковский, — как в 1980-е годы, во время моего юношеского увлечения Лермонтовым, мой отец дал мне мнение графа Адлерберга, министра двора Александра II, старика, который был лично знаком с Лермонтовым: «Вы не представляете, какой это был «грязный парень!»».

Посмотрим отрывки из поэмы Юнкера «Больница», опубликованные либо отдельными стихами, либо с сокращениями в разных изданиях.

На самом деле поэму Лермонтова в полной мере запомнили только однокурсники-курсанты Лермонтова, один из которых был передан в Лермонтовский музей.

Вот линии Барятинского:

Через день после долгих споров
И выпив три бутылки,
Принц Б., любитель удовольствий,
Я начал пари с Лафой.

Страшнее молнии в небе,
Быстрее смертоносных стрел
Лафа вышла из-за угла наглухо
И полетела к злодею;
Я пнул его в зубы, ударил ногой,
наступил ему на горло;
- "Где ты, Барятинский, за мной,
Кто против нас?" - воскликнул он.
И принц, сидевший за тазом,
Он выходит робкой ногой
И с торжествующим видом
Лафа ведет его домой.
Как мячик спускался по лестнице
Наши... купидон,
Он жаловался, ругался и пугался
И чувствовал гримасу в спине.

В финале - общее благополучие, поэтому концовка "Больницы" напоминает цели народного добра из сказок:

Но в ту же ночь их фактор храбр,
Клянусь, что ты будешь доставить ящик сполна,
Какушкин ушел со двора
С пригоршней всего серебра.
А утром смеялись и пили
Внизу как прежде... а потом?..
Позже?! о чем спрашивать?.. Я забыл
Как все забыли.
Лафа рассталась с Марисой;
Князь давно простил мужика
И за разбитым окном
Я с беззубой дамой расстался,
И скрывая от друзей свое раздражение,
Остался веселым и счастливым.

Если вспомнить рассказы Барятинского о днях веселой кадетской жизни, то строки Госпиталя ничего не добавляют к тому, что Барятинский говорил о себе.

Висковатов, считавший «Госпиталь» причиной рокового проступка Барятинского, мне кажется, был не прав.Однако известный исследователь М.Г. Ашукина-Зенгер.

«Биографы Лермонтова», — писала Ашукина-Зенгер, комментируя воспоминания В. Боборыкина, — «обычно преувеличивают значение этого эпизода в жизни семнадцатилетних мальчишек и ищут разгадки дальнейших отношений Барятинского с Лермонтов. Этот поспешный вывод явно неверен: их расхождение было глубоко принципиальным».

Ашукина-Зенгер заметила, что масштаб ненависти Барятинского к Лермонтову, как бы смертельно обиженному шуточным стихотворением на всю жизнь, не соответствует этому случаю.Кстати, спор между Лермонтовым и Барятинским у Трубецкого происходит после окончания юнкерского училища (уже собираются молодые офицеры), то есть минимум через год после написания поэмы "Гошпиталь". В споре между Барятинским и Лермонтовым чувствуется не ненависть Барятинского к своему однокашнику, а стремление князя установить собственное лидерство среди офицерства.

Можно ли в биографии и характере будущего фельдмаршала найти ответ на причину извечной ссоры между Барятинским и Лермонтовым?

Вот еще несколько цитат из книги управляющего имением Барятинских, преданного человека Василия Антоновича Инсарского.

"Первое впечатление, которое он (Барятинский. - кл. ) произвел на меня, было удивительное. Когда мне довелось видеть наследника Государя, а это было главным образом на больших балах Дворянского Собора, я постоянно видел чудесный человек рядом с ним. Юноша был небывало стройным, красивым внешне, с голубыми глазами, роскошными светлыми кудрявыми волосами, определенно отличался от других, составлявших свиту Наследника, и привлекал всеобщее внимание... Манеры его были просты и изящны.Его грудь была усыпана крестами».

Показательно отношение Барятинского к своим близким родственникам:

«Его родственники так боялись его, что я даже не мог понять. Сама мать... не могла войти к нему без рапорта. Братья его просто боялись: вот почему он умел их инсценировать».

Удивляет собственное признание Барятинского:

"Когда я с кем-то разговариваю, я всегда проверяю, не нарушают ли они ту дистанцию, которая должна быть между нами".

Заносчивость, заносчивость и холодность князя Барятинского были так известны и понятны, что Л.Н. Толстой, работая над рассказом «Нашествие», с явным беспокойством записал в своем дневнике 30 апреля 1853 года:

«Я очень беспокоюсь, что Барятинский узнает себя в этом рассказе».

Страх не был случайным. Несколькими штрихами точно передан характер Барятинского.

Конечно, «Рейд» был написан позже, чем интересующие нас события, но в данном случае я говорю о психологических особенностях Барятинского.

"Противник, не дожидаясь атаки, прячется в лесу и оттуда открывает яростный огонь. Пули летят чаще.

Какое чудесное зрелище, говорит генерал, слегка подпрыгивая по-английски на своем вороном тонконогом коне.

Прекрасно! — отвечает майор, пасясь и ударяя лошадь кнутом, подъезжает к генералу. «Бороться в такой красивой стране — настоящее удовольствие, — говорит он.

Особенно в хорошей компании, - добавляет генерал с милой улыбкой.

Майор наклоняется.

Тем временем с быстрым неприятным шипением пролетает вражеское пушечное ядро ​​и во что-то попадает: сзади слышен стон раненого. Этот стон поражает меня так странно, что этот воинственный образ тотчас же теряет для меня всякую прелесть, но, кажется, никто этого не замечает, кроме меня: майор смеется, кажется, с большим энтузиазмом; генерал смотрит в противоположную сторону и спокойно говорит что-то по-французски. с улыбкой.

Вы прикажете им отвечать на их стрелы? — спрашивает начальник артиллерии, вскакивая.

Да, напугать их, - небрежно говорит генерал, закуривая сигару.

Аккумулятор заряжается и начинается съемка. Земля стонет от выстрелов…»

Рассказ Толстого — вымысел и как вымысел он не обязан следовать за документом. Однако свидетельств заносчивости Барятинского гораздо больше.

"Князю было тридцать три года, - писал Циссерман, - но в нем было столько... врожденных способностей, что они заменили ему и недостаток солидного образования, и недостаток опыта... то, что они притворяются, делать вид, осуждать их, высмеивать их: почти никто из новоприбывших «из России» не избежал такой критики.Князь Барятынский не избежал ее, как только стал относиться к офицерам с холодной, высокомерной педантичностью, применяя различные аскезы и наказания в не очень важных случаях».

Таким образом, даже среди биографов, кормившихся за счет Барятинского (типа Зиссермана), призванных его прославлять, существует постоянное восприятие Барятынского как человека педантичного, высокомерного, неглубоко образованного. Чрезвычайно амбициозный Барятинский держал трубадуров, чтобы рекламировать свою уникальность.

Талантливые фельетонные статьи Долгорукова, опубликованные им в эмигрантских газетах «Листок» и «Пшислость», ошеломили тех, против кого Долгоруков направил свое колючее перо.

Не следует забывать и фигуру Долгорукова - раздражительный, подчас ехидный в полемике, склонный к литературным потрясениям, князь утратил объективность, что побуждает критически взглянуть на некоторые его оценки. Однако правда была в его памфлетах. Герцен высоко ценил литературный дар «революционного князя».

Вот как Долгоруков писал о Барятинском:

«Князь Барятинский родился в 1814 году и в отрочестве потерял отца. Воспитание он получил самое поверхностное: его учили французскому языку и танцам; мать его, женщина весьма ограниченного ума, гордая и безмерно гордая, все свое внимание уделяла только тому, чтобы поддерживать фамильярность и важность при дворе, стараясь сблизиться с влиятельными людьми: словом, она была настоящей петербургской дамой. Под влиянием этих понятий князь Александр Иванович вырос и в 1831 году поступил в юнкерское училище, где учился более чем плохо, и был отпущен за провал на экзамене...не в гвардию, а в полк лейб-кирасиров, который стоял в Гатчине».

Далее Долгоруков рассказывает об отъезде Барятынского на Кавказ, о его ранении, благодаря которому «мать сумела устроить, чтобы его перевели в той же степени в лейб-гусарский полк», а затем «он был назначен лейб-гусарским полком». адъютант в Цесаревиче». Следующим адъютантом оказался граф Александр Адлерберг — я привел его мнение о Лермонтове.

«Продолжим наш рассказ, — не торопится Долгоруков, — о князе Александре Ивановиче Барятинском, этом человеке, являющемся ярким примером того, какую большую карьеру он может сделать в России. бездарная пневматическая винтовка сочетание ума и ловкости с беспредельной наглостью...

С самим царевичем Барятинским ужиться было нетрудно: Александр Николаевич всю жизнь боялся и терпеть не мог мудрых людей, писателей и ученых; был крайне полезен в Барятинском ограниченном уме и незнании, в сочетании с внешним блеском и изяществом, которые на мгновение могут служить прикрытием бездарности и внутренней пустоты... Никто лучше Барятинского не знает, что он заискивающий, ищущий, льстивый и приятный, сохраняя при этом наружный вид всего величества, необходимого для дворянского кандидата. Говорим "кандидат" потому, что в стране самодержавия, в стране произвола и беззакония, не может быть истинного дворянства... а есть только "Слуг", холопов славных, отличных, холопов в звездах и лентах, но все же рабы.

Иронически и насмешливо рассказывает Долгоруков, насколько глубоким и, можно сказать, безнадежным было невежество Барятинского.

"Сведения Барятинского не идут дальше его знания орфографических правил, но пригодились ли они ему на петербургском суде, где бездарность есть лучшая из всех рекомендаций, хорошо, что он заявил о себе как о человеке серьезном. ..что многие говорили....Всегда читал предисловие, потом читал первые страницы, я наконец прочел последние пятнадцать-двадцать страниц и потом, время от времени, смело высказывал свое мнение. Люди, привыкшие судить обо всем поверхностно, говорили: Барятинский любит читать».

Говоря о кавказской жизни Барятинского, Долгоруков подчеркивает «безмерное тщеславие», «хитрость» и «чрезвычайное высокомерие» князя.

Особое место в истории Долгоруких занимает род Барятинских: который помог этой семье обрести богатство и силу.

"Иван Сергеевич Барятинский был адъютантом Петра III, который в пьяном виде приказал ему арестовать Екатерину и доставить ее в Петропавловскую крепость."

Но Иван Барятинский не подчинился приказу.Он побежал к дяде Петру III, фельдмаршалу герцога Голштинского, и умолял его отговорить императора от такого шага.

Эту услугу Екатерина не забыла для Барятинского.

Брат Ивана Сергеевича, Федор Барятинский, который после свержения Петра III отправился в Ропшу и там вместе с графом Алексеем Орловым заслужил особую благодарность брата Катаржиной... мертвой хваткой Петра III.

Позже Орлон и Барятинский напишут записку, как бы прося у императрицы прощения за случившееся.Екатерина сохранит документ «для потомков» в специальном ящике.

"Произошла проблема. Он спорил за столом с князем Федором, не успели мы расстаться, сами не помним, что делали, но каждый до последнего виновен, достоин казни. И он ушел».

Граф Воронцов иначе описывает убийство.

"Встретившись с одним из убийц, князь Федор Барятинский спросил его: "Как ты мог сделать такое?" На что Барятинский пожал плечами: "Что же было делать, батюшка?" У меня было так много долгов».

Александр Иванович Барятинский не только хорошо знал эту историю, но и любил рассказывать о ней своим близким друзьям.

"Фельдмаршал рассказал историю убийства Петра III, - писала Александра Осиповна Смирнова-Россет. - Он сказал, что князь Федор Барятинский играл в карты с самим правителем. Они пили и спорили за картами. Петр первый рассердился и ударил Барятинского, который ударил его наотмашь в висок и убил».

Версия князя Александра Ивановича Барятинского явно благороднее, если это слово может быть близко к убийству, чем другая, более ранняя повесть графа Воронцова, переписанная И.И.В. Долгоруков. «Надменного потомка» «Презрительного невежду» (слова, оставшиеся в очерке Лермонтова) неприятно было сказать всю правду об «известной подлости».

Так, полагаю, первые две строчки приложения становятся показательными:

А вы потомки наглые
Всем известная подлость прославленных отцов...

90 493

Конечно, Вишковатов, даже с Барятинским в походах, никогда бы не услышал настоящей причины обиды от гордого фельдмаршала.Но сам Барятинский, видимо, уже не мог забыть об линиях нападения.

Николай Аркадьевич Столыпин, о котором я упоминал ранее, сотрудник Министерства иностранных дел, проникший в дом Нессельроде, скорее всего попал в Садовую Лермонтова от «презрительных неучей», друзей убийцы Пушкина.

Столыпины - огромный клан высшего петербургского общества.

Генерал-адъютант А. И. Философов, женат на Столыпиной, человек влиятельный; с ним Николай I отправил брату Михаилу Павловичу в Геную письмо о смерти Пушкина, письмо, «не терпящее любопытства почты».

"Дневники" Петра Соколова описывают встречу с двумя молодыми людьми, которых ему представляет граф В. Соллогуб: "Столыпин и Трубецкой - столпы русского дворянства".

В январе 1839 года Столыпины стали родственниками семьи Трубецких.

Я писал, что Мария Трубецкая, любимая подружка невесты императрицы, выходит замуж за Алексея Григорьевича Столыпина.

А еще через несколько лет имя Марии Столыпиной (Трубецкой), «умелой хулиганки», «весьма распущенной», будет ассоциироваться одновременно с цесаревичем и его ближайшим другом князем А.И. Барятинский.

Итак, "Смерть поэта", элегическая часть, уже написана. Убийца заклеймен.

Но Дантес не один, есть его друзья, люди духовно опустошенные - "Свобода, гений и слава палачей".

При анализе «Смерчей поэзии» («Смерть поэта») исследователи как бы не замечают не только разницы между адресатами, но и союза «а» в строке, разделяющей Убийца в первой части трусиков за секунду.

После употребления союза "и" в последней строке элегии - "И печать его на устах его" - Лермонтов уже не может повторить тот же союз в следующей строке.Тогда вместо союза «и» появляется союз «а» в смысле сравнения.

Итак, если нам стало ясно "отпрыски", чьи отцы обожали "некоторую подлость", кого имел в виду Лермонтов в третьей и четвертой строках приложения?

... пятый раб растоптал обломки
Сыграй в счастье обиженных родов!

Как известно, Пушкин в 1830 году написал стихотворение «Моя родословная», которое широко разошлось в письмах.

Павел Петрович Вяземский вспоминал: «Распространение этих стихов, несмотря на увещевание моего отца, несомненно, вооружило многих озлобленных врагов против Пушкина».

Миколай Еще решительнее говорил о Моей Родословной.

«Что касается этих стихов, — повелевает передать император Пушкину, — я нахожу в них много ума, но еще больше желчи. Для его пера и особенно его ума было бы большей честью не отдать их».

Но Николай явно не предполагал, что запрет на публикацию только повысит всеобщий интерес к поэме.

Пушкинская «Желтая» сожгла «массу влиятельных фамилий в Петербурге».

У нас новое рождение благородства, И чем новее, тем благороднее.

В третьем стихе сатиры Пушкин упоминает о знаменитом новом спасителе. Это и князь Меншиков, фаворит Петра I, - "товарные блины" и граф Разумовский - при Елизавете "пел в хоре с чиновниками", и граф Кутайсов при Павле "Ваксиле царском сапоге" и Орловы, которые были "удостоен" Екатерины II за Россию...воцарение (точнее Орлова и Барятинского).

А Пушкин, его древний род?

Во втором стихе поэт упоминает о своем происхождении:

... Дряхлая часть родов...

И над чертой:

... Старые бояре Я потомок...

Невольно вспоминаются слова Лермонтова:

Пятый раб растоптан Развалина
Сыграть счастье обиженных родов!

Слово "крушение" явно от Пушкина.Но о какой же «игре удачи» говорит Лермонтов, если он цитирует «Мою родословную»?

В седьмой строфе сатиры поэт упоминает своего деда Льва Александровича Пушкина, подполковника артиллерии, отказавшегося присягнуть Екатерине II во время государственного переворота 1762 года.

Напомню строки Пушкина:

Мой дед, когда грянул бунт
На дворе Петергофа,
Как и Миних, остался верен
Падение третьего Петра.
Орловы получили честь тогда,
И деда в крепость, на карантин,
И наш строгий род успокоился...

Верный «падению» Петра III, он был арестован и на два года заключен в крепость Льва Александровича Пушкина, отца Сергея Львовича, деда поэта.

А Барятинские?

"Известный злодей" был хорошо вознагражден. Барятынские «попали в честь», их скромные поместья превратились в могучую свиту.Выясняется, что измена была связана с большими затратами.

Обращение "Смерти Поэта" с "Моей родословной" не ограничивается личными.

Гордый "царский наперсник, а не холоп" Пушкина - о другом его деде, черном Ганнибале - превращается в откровение Лермонтова - "наперсника разврата", в "палача" Свободы, Гениальности и Славы.

Но как тогда объяснить противоречие между конкретным обращением в эпиграфе - "Месть-с, месть!" - и обобщённое дополнение: "Вы, жадная толпа, стоящая на троне... наперсницы разврата"?

Думаю, ответ ясен: Лермонтов говорит о разных людях.

И если в элегической части Лермонтов рассказывает об убийце поэта, то вдобавок рассказывает о друзьях убийцы, о многочисленной дворцовой камарилье, практически обо всем институте самодержавия. Это им Лермонтов бросает гневное слово:

Вы ​​прячетесь в тени закона,
Перед вами суд и правда - все молчат!..

«Ультрамодные», упомянутые в предыдущих главах, среди которых персонажи самого «покрасневшего» А.На новом этапе В. Трубецкой и его «красные» лишь уточняют ситуацию до и после убийства Пушкина.

Таким образом, приложение оказывается логическим продолжением и концом начала.

Что касается эпиграфа, то он не только не противоречит шестнадцати добавленным строкам, но и расширяет смысл Смерти Поэта, делит стихотворение на части, подчеркивая полную самостоятельность каждой части.

И тогда становится ясно, что первые строчки Бенкендорф назовет "храбрыми" (как младший офицер может советовать самому справедливому судье быть еще справедливее!), а дополнение - "более вольнодумным, чем преступным".Император просто усомнился бы в здравом уме Лермонтова. Недаром по миру ходило мнение, что поэзия есть прямая «отсылка к революции».

Вот как упоминал В. Стасов о всеобщей реакции на появление стихов Лермонтова:

«Стихотворение «На смерть поэта», проникшее в нас в этот час, как и везде тайно, глубоко взволновало нас в рукописи и мы читал и декламировал ее с безграничным энтузиазмом в перерывах между занятиями. Хотя мы плохо знали и не у кого было узнать, от кого это было в стихе: «И ты, алчная толпа, стоящая у престола» и т. д., но мы все равно волновались, я пришел к кому-то тогда в глубокого негодования, они горели всем сердцем, полные богатырского энтузиазма, готовые, пожалуй, на все — так поднимала нас сила лермонтовских стихов, так заразителен был жар, пылавший в этих стихах.Вряд ли поэзия когда-либо произведет в России такое огромное и широкое впечатление».

В 1863 г. дальний родственник Лермонтова, Лонгинов, комментируя второе издание собрания сочинений Лермонтова, писал:

"Эпиграф к стихотворению на смерть Пушкина, помещенному на стр. 474, т. 2, взят из превосходного перевода античной трагедии Ротру «Вацлав», поставленной в 1920-х годах А. Жандре. Мы помним, что это было в рукописях поэмы Лермонтова, когда он впервые появился в Петербурге в начале февраля 1837 года.И, следовательно, очень может быть, что этот эпиграф был установлен самим поэтом».

В 1891 году П. А. Висковатов в книге «М. Ю Лермонтов. Жизнь и творчество" писал об эпиграфе:

" Долгое время этот эпиграф был выброшен из издания, как будто он добавлен к стихотворению чужой праздной рукой, а не самим поэтом (опубликовано в 1863 г. , т. 2, стр. 474. Издание 1873 г.). Лонгинов говорит, что этот эпиграф происходит из трагедии Ротру «Вацлав Первый» в переводе А.Жанр в 1920-е годы. У меня не было времени проверить правдивость показаний. А. П. Шан-Гирей уверял меня, что это были слова из какой-то трагедии, написанной самим Лермонтовым, но незаконченной или только им придуманной, и было сделано несколько набросков».

Попробуем разобраться, почему Лермонтов, пользуясь текстом французского классика, не захотел назвать ни автора, ни имя трагедии?

Известно, что А. Жандр смог опубликовать первый акт своего перевода Вацлава только в 1825 году.в Русской Талии. А. Жандре готовил перевод бенефиса Каратыгина, но спектакль был запрещен цензурой. Полный перевод Жандра был неизвестен.

И все же о содержании перевода можно судить по статье А. Одоевского, рассказавшего пьесу. Получается, что трагедия из пятиактной превратилась в четырехактную, совершенно изменилось ее содержание.

Попробуем предположить, какой текст мог использовать Лермонтов: перевод Жандра или оригинал Ротру? Другими словами, соответствует ли перевод Жандра проблеме, которая могла возникнуть у Лермонтова сразу после написанного им дополнения? Или оригинальный Ротру ближе мысли поэта?

У короля Вацлава в Ротру двое сыновей.Младшую, Александру, любит Кассандра. Старший, Владислав, самовлюбленный, властный и ревнивый.

Владислав, терзаемый ревностью, убивает младшего брата. А Кассандра, уверенная в преднамеренном убийстве, приносит королю нож, обагренный кровью младшего сына.

Король готов наказать Владислава, но народ все еще верит в честность его старшего брата, опрокидывая плаху, требуя свободы для Владислава.

A. Gendre изменяет черты персонажа. Убийца Владислав оказывается честным человеком.Убийство — это несчастный случай. Владислав потрясен смертью младшего брата, а Кассандра просит прощения, а не наказания! - Убийца. Так что идея мести - основная мысль Лермонтова в эпиграфе - А. Жандра отсутствует.

Осталось взглянуть на текст Ротру, тем более что в нашем распоряжении (как и у Лермонтова) находится оригинал трагедии. Вот подстрочный:

КАСАНДРА (плачет у ног царя): "Великий царь, достойный покровитель невинности, справедливо награждающий и карающий, пример чистой справедливости и справедливости, которым люди восхищаются ныне и в потомстве, государь и отче в то же время, отомсти за меня, отомсти за меня, прибавь к жалости твоей гнев свой, оставь в памяти потомков знак беспощадного судьи».

Сходство с эпиграфом очевидно, но посмотрим, от чего поэт отказывается в своем эпиграфе.

Лермонтов наотрез, мягко говоря, отвергает всю лестную часть текста Ротру. Если Лермонтову эпиграф нужен был как уловка, то возможности монолога Кассандры излишни. "Великий... Августейший покровитель... образец" и т. д.

Но дело в том, что Лермонтову нужно другое, он не унижается перед правителем, а настаивает, требует, напоминает о долге.

"Лермонтов... обратились к императору, требуя отмщения », — писала графиня Ростопчина. «Требовать», но не вопрошать.

Эпиграф — совершенно новый текст, жесткий, свободный от дополнительности, полностью соответствующий следующим пятидесяти шести строкам первой части стихотворения. Даже лермонтовское «падение к его ногам» воспринимается не как выражение смирения, а как факт великой скорби и боли.

Принципиальные расхождения между оригиналом и эпиграфом позволяют предположить, что строки эпиграфа были: написаны самим Лермонтовым , приблизили их к нужному смыслу.Если речь идет о «вольной» трактовке Лермонтовым стихотворений, отобранных для эпиграфа, то известно, что эпиграфы встречаются в «Кавказском пленнике» (1828 г.) и в стихотворении «Не верь себе» (1839) были изменены поэтом.

Скорее всего, такое глубокое и принципиальное несоответствие с оригиналом заставило Лермонтова отказаться от точного адресата - текст, можно сказать, был составлен заново.

Понимал ли Лермонтов всю опасность, стоявшую перед ним при создании «Смерти поэта»? Исчерпывающий ответ на этот вопрос дает портрет Дубельта, нарисованный на полях рукописи.

«Черты его походили на волка или даже на лисицу, т. е. выражали тонкий ум хищных животных», — писал Герцен.

26 января, накануне дуэли, Пушкин написал генералу Толю удивительные, пророческие слова: «…правда сильнее царя».

Через несколько дней Лермонтов словно повторил неизвестную мысль Пушкина в добавленных строках «Смерти поэта».

Правда действительно оказался сильнее короля.

«Трагическая смерть Пушкина, — писал Иван Панаев, — пробудила Петербург от апатии... Толпы людей и экипажи осаждали дом с утра до ночи... Все слои петербургского населения, даже неграмотные, считали своим долгом преклониться перед телом поэта.

Это было похоже на народную демонстрацию, как будто публика внезапно проснулась. Университетская и литературная молодежь решила нести гроб на руках в церковь, стихи Лермонтова о смерти поэта были переписаны десятками тысяч экземпляров и выучены всеми».

Стихотворение "Смерч поэты" несло в себе беспощадную правду.И правда обрела вечную жизнь.

Примечания:

Дедушка Александра Ивановича

"Суд и правда" - термин из многих сводов и летописей конца XIV-XVII вв. О «суде и правде» говорил И.Пиересветов в «Славе» благоверному царю и великому князю Ивану Васильевичу Всея Руси, «этот термин употребляет Сильвестр в своих письмах к Грозному. Интерес Лермонтова к фольклору известен еще со времен Грозного, достаточно вспомнить "Песню про купца Калашникова....», написанной в том же 1837 году.

.

среда (литературный кружок). Московский литературно-художественный кружок

«Среда» (литературный кружок), Среды Телешова Московский литературно-художественный кружок (1899-1916), основанный Н. Д. Телешовым. Первый председатель правления — А. И. Сумбатов, второй — В. Я. Брюсов.

Создание и деятельность клуба

Московское литературно-художественное объединение «Среда» было организовано в 1899 году в Москве русским писателем Николаем Дмитриевичем Телешовым.По средам в квартире Н.Д. Телешоу, встречи депутатов Республики Польша.

В ходе встреч молодые литераторы приносили новые, ранее не публиковавшиеся произведения для обсуждения коллегами, а авторы лично исполняли свои произведения. Известную пьесу Максима Горького «Внизу» впервые прочитали в «Среде».

Писатели также устраивали выходные, или Великие среды, в которых в качестве гостей принимали участие писатели, артисты, артисты, врачи и юристы. Группа московских писателей поддерживала и сочиняла протесты, вызванные насилием властей.Революционный характер произведений членов РП вытекает из их связи с представителями декаданса, модернизма и других течений. Большие среды посещали К. Д. Бальмонт, Кречетов, В. Я. Брюсов и другие поэты.
Произведения московских писателей входят в сборники кружков «Знание», «Слово», «Плач», «Книга рассказов и стихов».

Члены круга

Телешов Н.Д., Горький М., Чириков Е.Н., Андреев Л.Н., Скиталец, Найденов, Вересаев, Телешов Н.Д., Горький М., Л.Н. Андреев, А.И. Куприн, И.А. Бунин, Ю.А. А. Бунин, Серафимович, Е. П. Гославский, Н. И. Тимковский, Ф. И. Шаляпин, С. С. Голоушев и др., П. Д. Боборыкин, Н. Н. Златовратский, С. Я. Елпатиевский, Мамин-Сибиряк, В. А. Гольцев. А.П. Чехов, В.Г. Короленко, А.Я. Головин и др. часто были гостями творческих вечеров.

Членов кружка, кроме общих творческих интересов, связывали дружеские отношения. Участники группы проявляли самоиронию: у них была традиция открыто давать прозвища своим постоянным спутникам, которых выбирали из множества названий московских площадей и улиц.Этот процесс получил название «адресация».

Максим Горький получил адрес Московской Хитровской площади в честь спектакля "На дне", И. А. Куприн - "Конную площадь" за увлечение цирком и лошадьми; Вересаев получил адрес "Каменный мост" за непоколебимость взглядов, Ю. А. Бунин - "Старогазетный переулок" за многолетний опыт работы в редакции; Н. Н. Златовратского называли «Старые триумфальные ворота» и т. д.

«Молодая среда»

С 1909 года характер Среды значительно изменился.Заседания группы под руководством Ю. А. Бунина проходили в Московском литературно-художественном кружке. Сообщество расширилось за счет молодых писателей. Обновленный кружок, продолживший традиции предшественников, получил название «Молодая среда».

Замыкание круга

Последние годы существования литературного объединения «Среда» совпали с разгаром Первой мировой войны. Последняя встреча состоялась в 1916 году без предварительного успеха, после чего творческие встречи прекратились.

Товарищество "Среда" не только внесло значительный вклад в развитие русской культуры, но и сыграло значительную социальную роль - творчество писателей основано главным образом на принципах защиты человека и взаимопомощи.

Николай Дмитриевич Телеша

«Среда». Литературный кружок

Члены "Среды" и новые товарищи - Большой литературный вечер - Анекдоты - Протесты -

Издательство писателей - Янг "Ср ми ТАК" - Арбитражный суд - Убыток "Среды" и его окончание.

(Из книги " Заметки писателя.Прошлые воспоминания и истории " )

м Постепенно круг наших друзей стал расширяться. К нам приехал писатель Семенов Сергей Терентьевич, автор крестьянских рассказов, замеченных Л. Н. Толстым. Орий назвал их «значительными потому, что они касаются самого важного слоя России — крестьянства, которое знает Семенов, потому что его может знать только крестьянин, живущий в деревне». Приехал поэт и прозаик Федоров Александр Митрофанович, живший в Одессе, но часто бывавший в Москве.Потом стали бывать Гославский Евгений Петрович, Тимковский, Николай Иванович. В то время в Москве издавалась газета «Курьер», которую редактировали Я. А. Фейгин и И. Д. Новик, свежие и энергичные люди, пытавшиеся объединить всю нашу молодую группу. Леонид Николаевич Андреев начинал работать в той же газете корреспондентом-криминалистом, но никто из нас его еще не знал. Да он и сам в то время не знал, что он романист. Жена по профессии и образованию художник, закончила в Москве училище живописи, ваяния и зодчества; Благодаря этому наши мероприятия стали батькой, часто ее коллеги и другие друзья артистки.Иногда вечером тыкал читающему автору или одному из присутствующих писателей или делал это без исчерпывающих зарисовок. Но все это, к сожалению, было разбросано и только у меня сколько этюдов сохранилось и в Литературном музее, куда я их отдавал давным-давно, когда еще «Чехов» был на очереди. Довольно часто бывал Головин Александр Яковлевич - несомненный талант, но в силу обстоятельств того времени скромный рабочий у маляра Томашко, принимавшего заказы на роспись потолков в домах зажиточных москвичей.Затем Головин был вырван Константином Алексеевичем Коровиным помощником декоратора Большого театра, в Цыплянку, одновременно оценен и возведен в сан Народных артистов Республики. Его работы в I собраны Третьяковской галереей. Бывшие художники К. К. Первухин, Вл. Суглинок. Россинский, написавший тогда портрет Андреева, — один из самых удачных по сходству. Этот портрет связан со «Средой», он был приобретен ею и висел у меня в кабинете, а сейчас я передал его в Литературный музей.У нас бывал Васнецов Аполлинарий Михайлович, любил изображать старую, древнюю Москву. Помимо своего искусства, русский писал статьи и художественные рассказы в других произведениях. Бывшие художники: Эмилия Яко в Левна Шанкс, В. Я. Тишин и Исаак Ильич Левитан. Однако Левитан был только в начале организации кружка; вскоре он заболел и умер. Через год наш круг значительно разросся, и мы стали встречаться регулярно каждую неделю - сначала по вторникам, а затем и по средам, не избегая "суббот" художественного кружка, имевшего для нас разный интерес и притягательность.В 1899 году в Нижнем Новгороде (город Горький) я познакомился с Алексеем Максимовичем Горьким, который очень заинтересовался нашим кружком и обещал быть с нами. е наверняка. С тех пор, когда он приезжал в Москву, он всегда посещал наши среды. Ему нравится I Были такие дружеские встречи, когда молодые авторы в небольшой группе читали свои вина о винах, еще не появившихся в печати, а товарищи высказывали свои откровения о прочитанном о мнениях. Мы все тогда были молоды, и всем нам очень нужна была дружеская поддержка и поле.«Желаю, — писал мне Горький Арзамасский, куда он был направлен из Нижнего Новгорода, — чт. О, ты бы подошёл поближе Андреев приглянулся: он замечательный, на мой взгляд, и талантливый». Вскоре после этого в Москву приехал Горький и в первую же «среду» привез к нам Андреева — молодого, красивого, застенчивого среди признанных писателей. Горький также порекомендовал для Сред другого писателя. "С вами в Москве живет интересный и талантливый человек: бывший певец - Петров. Под строками подписывает - Странник.Забавный парниша. А его стихи таковы - вот! "Я осмелюсь позвонить ему, это было бы полезно." Не знаю, почему это произошло, но у молодых писателей вдруг возникла тяга к Москве. Раньше тянуло в Санкт-Петербург. Евгений Николаевич Чериков и Александр Серафимович Попов, писавшие под псевдонимом Сераф, переехали в Москву. Я мович, Степан Гаврилович Петров (Странник), Викентий Викентьевич Смидович (Вересаев), драматург Сергей Александрович Алексеев (Найденов), часто приезжал и останавливался в Москве, Александр Иванович Куприн, жил Леонид Николаевич Андреевич, Алексеевич всегда стал зимовать в Москве Евгений Петрович Гославский, Николай Иванович Тимко в небо.Все они были членами нашей Среды и ее постоянными гостями. Но с нами была не только молодежь. Были с нами и более старые писатели, такие как Петр Дмитриевич Боборыкин, Николай Николаевич Златовратский, Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк, Сергей Яковлевич Елпатьевский, Виктор Александрович Гольцев, профессор Алексей Евгеньевич Грузинский. Несмотря на редких посетителей, Антон Павлович Чехов и Владимир Галактион продолжали навещать нас. о вич Короленко. Многие еще не опубликованные новинки обычно передавались в рукописях по «средам».писатели. В большинстве случаев читают сами авторы. Здесь проходили первые чтения знаменитой пьесы «Внизу»; читал сам Горький. Думаю, что произведения Леонида Андреева почти все без исключения читались автором по средам и дружески обсуждались. У нас было правило: говорить без стеснения. Конечно, это не означало досадить автору любой ценой. Впрочем, если он и был достоин упрека, то всю горькую правду выслушивал без снисхождения; конечно, он не дружелюбен и не оскорбителен, хотя тверд и безжалостен.Так произошло с повестью Андреева «Буяниха», которая, кажется, так и не была опубликована. Это то, что произошло после повести Куприна «Мебель», с одним рассказом Голоушева и несколькими рассказами других писателей. Но эти резкие отзывы не испортили наших хороших отношений, наоборот, сблизили нас с действительно дружеским кругом. На этих чтениях не было посторонних, и об этом можно было говорить без стеснения; эти мнения не были обнародованы, и автор мог быть уверен в своей репутации даже в том случае, если бы его товарищи разбили ее, что называется, рухнули бы в клочья.Многие пьесы Найденова читались по средам самими авторами, почти все сказки и рассказы Бунина и большинство его стихов, многие произведения Странника, Серафимовича и др., а Леонид Андреев, даже находясь за границей, присылал свои экземпляры по почте и потребовал его мнения "Среда". «Без этого, — писал он в своих письмах, — я не могу признать, что мое дело окончено». н ное." Бунин был одним из самых интересных персонажей среды. Высокий, стройный, с худощавым, умным лицом, всегда хорошо и строго одетый, любящий цивилизованное общество и хорошую литературу, много читал и думал, очень проницательный и способный чего либо.ми него, за что он и брался, легко схватывая суть каждого дела, упорный в работе и острый на язык, он в высокой степени обрезал свой врожденный талант. Литературные кружки и группы, с их разнообразными взглядами, вкусами и исканиями, все одинаково признавали Бунина большим талантом, который рос и рос с годами, и когда его избрали в честь Т да, академиков, никто не удивился; даже враги и завистники жаловались на него, что он «хил ком как молодой студент», но это все.Бунин никогда не пропускал наших встреч и способствовал его чтению, а также юмору и дружеским шуткам о нем много оживления. Это был человек, говорят, ерзал. Он всегда хотел куда-то пойти. Долго жил он только на родине, в Орловской губернии, в Москве, в Одессе и Ялте, а потом из года в год странствовал по свету и писал мне то из Царьграда, то из Парижа, то из Палестины, с Капри, с островов Цейлона... Он мог работать очень много и долго: когда он приезжал ко мне летом на дачу, то случалось, что он целыми днями сидел и писал; в это время он не ест и не пьет, а работает; выбегает среди дня в сад на минутку подышать и обратно к боту пока не отпустит.Он всегда очень строго относился к своим работам, боролся с ними, обрезал, вычеркивал, расправлял и часто вначале недооценивал их. Так он и не осмелился дать мне один из своих лучших рассказов — «Джентльмен из Сан-Франциско», когда я составлял очередной сборник «Слов»; он думал, что эта история стоит для меня не больше, чем тонна газеты в Одессе. Я заставлял его публиковаться в "Слове", которое пользовалось большой популярностью у читателей, и просил суммы. Старший брат Бунина, Юла Алексеевич, тоже коренной житель Среды, а ее последний гость был намного старше Ивана Алексеевича и относился к нему почти как к отцу.Его влияние на брата было огромным, начиная с детства. Его, как человека, широко называют, любят, ценят и понимают в мировой литературе, Иван Алексеевич очень интересуется его развитием. Любовь и дружба между братьями были неразлучны. Странник - Степан Гаврилович Петров - не только читал у нас свои произведения, но иногда подносил к их звукам свою знаменитую волжскую арфу и пел народные песни, в чем очень преуспел. Он закатал рукава блузки до локтя — другого костюма на нем тогда не было, — откинул прядь волос со лба и сказал вполголоса: — Эй, вы, ребята, думаете об арфе! И петь.Его голос был сильным, приятным, грудным и выразительным басом, очень подходившим к народным песням, которые он хорошо знал и хорошо чувствовал. И немудрено, ведь он сын крестьянина, бывшего крепостного, потом столяра и рабочего, потом вольного арфиста, который два года скитался с сыном по ярмаркам и пел его песни, отразившиеся в жизни и произведение Странника. исключенный за политику из последнего класса Самарской семинарии, Петров в поисках жизненного пути кочевал по югу России, служа то писарем в уездном суде, то певцом в церковных хорах, а потом и певец и актер, участник украинской труппы Кропивницкого; в «Собье р газетах» вела поэтические рубрики на злобу дня, вращалась в студенческих революционных кружках, пока не познакомилась в 1898 г.в Самаре с А.М. Горьким. Эта встреча, а затем Бл. И увлечение Алексеем Максимовичем решило судьбу Странника; он присоединился к Средам, в которых принимал непосредственное участие, и когда Горький принял издательство «Ведза» в 1902 году, появилась первая книга «Странник, рассказы и песни». Стихи его полны презрительного ко мне мещанства, когда-то забившего тревогу, а проза его была пропитана не только революционным настроением, но часто и бунтарским романтизмом, свойственным Страннику. Мама. Отец-гусли подарил мне в наследство мысли и веселые песни Гуслы.Я тоже пал на гусляр - Посеять песни на родной стороне... Так определил Странник свое юношеское призвание; в дальнейшем эта арфа поёт иначе: Я вхожу во дворец богача И ступаю по дорогим коврам: Полные скуки, тоски и молитв, Там рабы живут сытой жизнью... Между прочим, пел нам Странник на «Среду» из спектакля Горького «Внизу» новую песню «Солнце всходит и заходит» раньше, чем мы услышали в Художественном театре. Именно он достал ее, записал и передал в театр для постановки.Он же спел у нас впервые после «Деяний Степана Разина и персидской царевны», которые сейчас поют повсюду. Именно Странник так популяризировал его на своей арфе; с его легкой руки летела она, хоть по Московской, и из Москвы и дальше. Помню еще одну русскую песню, которую случайно услышал при условии, что виды совершенно уникальные. Ранней весной в Черное море на простой рыбацкой лодке мы выехали с дачи Нюры в Олейзе, где тогда жил Горький, вчетвером: Странник, Горький, Шаляпин и я.На десятки верст не было ни одного человека. Солнце сияло, как золото, сильными и упругими голубыми волнами, вздымающимися и опускающимися. Шаляпин пел «Вниз по матушке по Волге», а Горький и Странник играли в хоре; Я был единственным слушателем, сидящим за рулем. Пока голос Шаляпина разносился по морю и пел обо мне непогоду, "Странник, на низких тонах, почти на октаву, одновременно с солистом и как бы с самим собой, кого-то окликнул: "Давай, дуй, давай!" хрен с ним, ребята!» И тут же присоединился к общей песне, подхватив тему.Получилось очень интересно и хорошо. Было все, что, в зависимости от ситуации, требуется от настоящего русского пения: певец «втягивает», голоса «прилипают», эхо «подхватывает», один «заваливает», другой «исполняет»… Вом, все эти правильные глаголы были применены на практике. На фоне Среды одной из заметных фигур был Сергей Сергеевич Голоушев, врач-гинеколог по профессии, а на самом деле писатель, театральный критик, художник, вся жизнь которого была в искусстве. Он был старше нас всех — кто на десять, кто на пятнадцать.Но этой разницы не замечал: всегда интересно, волнительно - как тебя зовут Т Ся "живой человек" - он мог бы быть компаньоном и моложе нас. Он умер в июне 1920 года в возрасте, который можно было бы назвать стариком: ему было шестьдесят пять лет. Но все, кто его знал, все его многочисленные товарищи по искусству, на публике, в меду И Цине, а тем более молодые ученики и ученики художественного, а особенно театрального, могут подтвердить, что в этот шестидесятипятилетний- у старого мужа горела душа молодая, и не только молодая, но и молодая.Его зрелый и добрый ум охватывал и анализировал явления и чье сердце, склонное к увлечениям, дополняло это понимание любовью к явлениям, к себе и от глубокого, молодого и настоящего, поэтому все его произведения, театральные статьи, художественные оценки, монографии художников и его оригинальные лекции о театральном искусстве - все это исполнено страсти, заражающей читателя, а тем более слушателя. Он был особенно пленителен как оратор, менее всего как писатель. Однажды Голоушев прочел нам в Среде только что написанный им рассказ о любви, названия не помню.Рассказ не показался интересным, да и автор был, но зато честный. Он задумался на мгновение. - Я имел в виду интересное и нестереотипное дело. Например, вот эта сцена. Или этот. И снова начал говорить. Яркая страсть переполняла его. И точно так же засветилась и засияла история. Его речь текла лаконично, сильно, красиво и красноречиво. И когда он кончил, нельзя было не сказать ему: «Почему ты написал не то, что сейчас говоришь?» Он и сам это почувствовал и даже признался: «Я вижу, что эта история нехороша.Я думаю, что я должен не писать рассказы, а PS и рассказывать о них своими словами. Высокий, стройный, широкий, слегка приподнятые плечи, светло-русого оттенка Д Кои, начинающий седеть, с высоким лбом и длинными светлыми волосами, закинутыми назад, тоже не лишенный серебряной нити, почти всегда в длинном трикотажном сюртуке, который он обычно носили настежь; что-то красивое и что-то безобразное было на его лице одновременно; Его большие серые и слегка раскосые глаза, особенно когда он смеялся, блестели лукавым выражением лица, но видением, которого, впрочем, не было в действительности ни в его натуре, ни в характере, ни в его отношениях с людьми.Он был очень добрым, очень милым, одаренным и талантливым человеком, который все любил и легко поддавался многим вещам. Я принимал его облик за последние десять лет до его смерти. Я знал его вообще четверть века, когда он был московским врачом и художником, служившим связным на Крайнем Севере за участие в «Народной воле» в «Семидах мамлата». Арт-Москва хорошо знала Голоушева по рецензиям и театру, что его лекции завораживали людей. Говорил он всегда красноречиво и красиво, да и сам предмет речи ему нравился.Его основной работой стал текст для большого иллюстрированного издания. але нию 1909 «Третьяковская картинная галерея», в которой Голоушев представил историю ру от русской живописи с шестидесятых до последних дней. Его монография «И. И. Левитан, Его жизнь и творчество, изданные в 1913 году, и Очерки истории искусства в России. Однажды, когда А.И. Ко мне приехал Куприн, он не застал меня дома и прождал час рильского произношения с моей женой. Когда я вернулся, он сказал: - Мы мило поговорили без тебя! Теперь, где бы ты ни был, один разговор: «Ах, Бунин! Ах, Андреев! .. " И мы хорошо болтали и наслаждались шадами обо мне. Вообще Куприн очень любил лошадей, а в Москве в то время было много разных пород. h рассказывают о непобедимом бегущем жеребце Заре, погибшем внезапно и загадочно. Дело было темным; газеты упоминали о преднамеренном отравлении лошади конкурирующим коневодом и мн. И Куприн, и моя жена, оба любившие животных, случайно затронули интересующую их тему и завели такой разговор, что Куприн пообещал написать рассказ о рысаке.И вскоре Действий я старательно написал свой «Изумруд», вызвав восторженную рецензию Л. Н. Толстого. В том же духе было еще одно дело с Леонидом Андреевым. Однажды вечером он долго бродил по нашей даче в саду, любуясь звездным небом, и моя жена, которая в то время интересовалась астрами номия, рассказала ему что-то о созвездиях. -- Отлично! — вдруг воскликнул Леонид Николаевич. Приятно. А внизу, под горой, революция, которой плевать на небо. Это то, от чего я избавляюсь.Не знаю что, но обязательно напишу! И он написал "К звездам" Среди писателей, не живших в Москве, Н. Г. Гарин-Михайловский, красивый седовласый мужчина, выдающийся инженер и талантливый прозаик, строитель Батумского порта, автор «Детства Темы» и многих рассказов, Время от времени посещали нас корейские сказки и др., в литературе он стал известен только в сорок лет, но сразу привлек внимание как читателей, так и прессы. Когда в русской мысли появился его рассказ «Несколько лет в деревне», такой чуткий и требовательный знаток, как А.П. Чехов говорил об этом торжественно: «Прежде не было ничего подобного в литературе подобного рода по тону и, может быть, честности… Мера — сплошное удовольствие. Так верно, что это слишком. Один из последних его рассказов «Инженеры», опубликованный в сборнике «Знание», был издан отдельно и в Дании был арестован и конфискован. Таким образом, тогдашняя литературная молодежь и писатели с определенными именами в лице их лучших представителей составляли прочное литературное ядро. И это ядро ​​называется «Среда».В декабре 1902 года Леониду Андрееву было приказано организовать литературный вечер для Общества помощи студентам. Он взял это на себя и пригласил к участию товарищей из той же «Среды». Новую повесть "Иностранец" он решил прочитать сам, Найденов - нег.Свок из спектакля "Жильцы", Бунин - "На краю света", легенду "О трех отроках" и участие Странника - стихи получили мое участие. Интерес тогдашней группы литераторов из «Сроды» только рос, и билеты быстро разобрали.Огромный Колонный зал бывшей туземной общины Бла, нынешнего Дома союзов, был переполнен. Артистов, впервые вышедших на сцену перед публикой, встречали громко и долго; Успех вечера был однозначно определен. По обычаю, в большие вечера, особенно на лучших московских площадках, артисты наряжались торжественно: певцы - в бальные платья, чтецы и музыканты - во французские но ках. Только Странник, пришедший в самом конце вечера, появился в неизменной блузке и только вместо обычного галстука размахивал широким галстуком на всей груди.И никакого лука. Из-за опоздания он получил последний и последний номер. И вот, в накаленной докрасна успехом вечера атмосфере, после скрипки, фраков, причесок и женских платьев Colte, вдруг врывается что-то новое, что-то незримое в этих стенах - почти попало на сцену, но есть лохматый , страшного вида блузка, делает щеки, как будто хочет засучить рукава, он быстрыми шагами дошел до самого края перрона и громким голосом закинул голову на весь огромный зал, битком набитый людьми, но зрители рядами, бросают слова, как камни:..Пусть тень остановится на твоем сердце! Тебе не понравится моя песня: Она будет звучать как цеп, На пустых головах! Я пришел к вам объявить: Жизнь ждет вашего наказания! Жизнь хочет отомстить тебе беспощадно - Она идет за мной!.. Когда он кончил это стихотворение и замолчал, В зале не только стуки, треск и гром, но буквально грянула буря. По свидетельству газеты «Курьер», сохранившейся в моем ке, «та буря превратилась в настоящий ураган, когда Странник прочитал на бис стихотворение «Нет, я не с тобой».Стены Благородной Конгрегации, наверное, впервые слышали такие песни и никогда не видели их от исполнителя в таком простом костюме…» Газета так говорит. Так что это было действительно так. Но в газетах того времени еще нельзя было рассказать обо всем, что происходило. Я ненавижу глубоко, страстно Вы все; жабы вы и свалка!- так кричал Странник публике громким голосом, потрясая рукой над головой и шевеля волосами: Мой бог не ваш бог; ваш бог прощает... И мой бог мститель! Мой бог наказывает! Мой бог предаст тебя грому и каре, мой Господь поразит тебя и оживит своим ударом! Полицейский, дежуривший в первом ряду сидений, не встал, не дождавшись окончания, а вскочил и вдруг заявил, что прерывает концерт. Крича, публика бросилась со своих мест на сцену, приблизилась, а молодежь даже забралась наверх. o мостик для приветствия автора; закричал: «Качели! Насос!..» Разобрать было невозможно.полиции и пытались потушить пожары. И блестящий зал тут же померк. Одна за другой гасли огромные люстры, но люди не расступались и продолжали кричать и стучать, вызывая Странника на бис. В зале стало темнеть. Наконец полиция вошла в арт-комнату, где располагался сервер для участников. и рябиновый чай. - Немедленно покиньте это место! А когда исполнителей убрали, публика невольно успокоилась и отправилась в Петербург. об их мехе. Но на улице Ице, возле подъезда, снова раздались крики и вопли.Все кончилось тем, что Странник уехал на Волгу, Общество помощи учащимся за вечер заработало неплохую сумму, а Леониду Андрееву, как чиновнику и слуге вечера, подписавшему афишу, неожиданно предъявили обвинение в уголовном деле. за то, что не помешал Страннику прочесть поэму, в которой предсказывали революцию и всеобщий гнев. Газету «Курьер» за выразившееся на следующий день сочувствие к венчальному отчету о вечере и за печатание стихотворения странника Гусляра, которое он читал, но пропустил несколько месяцев.В дальнейшем нас всех вызывали к следователю на допрос, а потом в качестве свидетелей в суд, где Андреев сидел на скамье подсудимых и чуть не был ранен ни с того ни с сего. - Странник писал, Странник читал, Странник прославился, а меня хотят посадить или выкинуть, - видеть меня Леонид Николаевич уже был в зале суда до начала суда. Однако суд его оправдал. Той же зимой Федор Иванович Халяпин, не только уже признанный, но и известный артист, пел тогда в Большом театре, время от времени стал приезжать по «средам».Иногда он принимал участие в общем разговоре, часто любил пошутить, рассказать анекдот, иногда очень сильно читал драматический отрывок, обнаруживая здесь толику художественного мастерства, и я возвращался к шуткам и шуткам. А потом он сел за то место, где под фортепиано и под аккомпанемент себе начал петь И Руя. Помимо наших регулярных, регулярных встреч время от времени, но также называемых выходными, или большими «средами», на которые собиралось много людей. Мы не убегали от нового тогдашнего направления - декадентов, модернистов и прочих - и на таких больших собраниях могли встретить Брюсова, Бальмонта, Белого, Кречетова, Сологуба... Но мы считали их гостями, а не членами «Сроды», и эти большие выходные «среды» снимались уже не у меня на квартире, а либо у Андреева, либо у Голоушева. Все это ранее обсуждалось Средой и никогда не было случайным, а реализовывалось и лось как указ, нашим гостям может быть неизвестно. На такие вечера приходили и такие артисты, как В. И. Качалов, О. Л. Книппер-Чехова, Л. А. Сулержицкий, бывшие юристы, врачи, художники, журналисты, издатели, профессора.Однако все они были личными знакомыми, а случайное, даже очень интересное, по понятным причинам не допускалось: строгий отбор гарантировал нам и нашим гостям под зорким оком - из развивавшейся в то время удивительной детективной работы. И зоркий глаз заинтересовался "Вэд ми дою" - оно было нам хорошо известно. Не всегда по «средам», вернее, не всегда по вечерам разговоры были по делу и серьезно. Нам разрешили смеяться и смеяться. Разные вещи использовались одновременно для звонков и куплетов.Помню рассказ Андреева "Бездна", кто-то начал куплет, и Ан Д Реев им очень утешился. Произошло это после того, как на него напали за ту самую «Бездну» и «Не время» и Софью Андреевну Толстую, которая задавила молодого писателя. Сам Леонид Ан Д Реев, улыбаясь, любил повторять среди друзей в щенячьей игре слов: Вежливо: Не читай Бездны. Также было написано стихотворение о Страннике. Я не помню его полностью. Помню только: Называл себя юноша Странником на свете, И действительно скитался по кабакам... Прежде всего над этим смеялся сам Странник, которого читатели представляли себе чрезвычайно мрачным и страшным, так как он писал о себе стихи: "Я и меч и пламя вместе" или: "Если будешь пить - пей ковшом ; бить - значит бить цепом!" Они очень метко сравнили его с тигром... из мехового магазина. «Меня это пугает, но я не боюсь», — как говорил Лев Толстой о произведениях Л. Андреева. Прозвища давали только своим постоянным спутникам, причем выбирать эти прозвища разрешалось только из действительных в то время названий московских улиц, площадей и т.п.меня ругают. Мы назвали это «адресацией». Делалось это открыто, то есть его «адрес» не скрывался от псевдонима, а оглашался при всех условиях. s Shaniye и никогда не «за спиной». Например, Н. Н. Златовратскому сначала дали такой адрес: «Старые Триумфальные ворота», но потом изменили на «Патриаршие пруды»; Редактору «Мысли русской» В. А. Гольцеву был присвоен адрес: «Девичье поле», но позже он был изменен на «Бабий городок»; Н.И. Тимковского прозвали «крючком»; театральный критик С.С. Голоушев - "Брехов на ми улицу"; Е. П. Гославский - за обычное молчание во время споров - "Большая Молчановка" и другой товарищ, Л. А. Хитрово, наоборот, за пристрастие к речам - "Самотка"; Горький за босяки и герои "Дна" получили адрес знаменитой московской площади "Хитровка", покрытой бараками и берлогами; Шаляпин - "Разгуляй". Старший Бунин - Юлий, п. из-за его худобы, отчасти для шутки, которая у других была соленой, она звался Живодеркой, а кроткий Белоусов - Пречистенкой, А. С. Серафимович получил адрес "Кудрино" за облысение, В. В. Вересаев - за неприкосновенность взглядов - "Каменный мост", Чириков - по высокому лбу - "Расстрельный"; А.И. Куприн - за увлечение лошадьми и цирком - "Конный сквер" и только что начавшему тогда Л. Н. Андрееву дали адрес "Бол б шы пас новопроектированный", но это его не удовлетворило и он просил допустить изменить свой адрес или, как мы это называли, «переехать» в другое место, хоть на «ваганьковские кланы плетей». Дайте мне адрес Ваганьково, наверное, я его заслужил. Не сразу, но его просьбу все же удовлетворили, и он успокоился.А.П. Чехов смеялся и высмеивал эти адреса, когда однажды мы говорили о них в его кабинете в Ялте. - Как меня звали? - с интересом спросил Антон Павлович, готовясь посмеяться над своим "обращением". - Вас не трогали, у вас нет адреса. — Ну, это нехорошо, очень плохо, — разочарованно сказал он. «Это очень раздражает. Когда приедешь в Москву, обязательно позвони мне. Только без всяких церемоний. Чем смешнее, тем лучше она. И напишите как. Подари мне удовольствие.Услышав, что В. С. Миролюбов получил адрес Каланчи в Небесной площади, он с улыбкой отметил: - Глеб Успенский тоже чудесно окрестил его совершенно удивительным именем, но метко: "Пир да мидаль буйвол". Это все! Так что, мешая заниматься шутками и работой по мелочи, мы уже много лет вместе, и это нормально. Время от времени среди нас случались неприятности и инциденты. Кого-то арестовали, а потом выслали; так, например, из Ялты мэр Думбадзе в свое время стал административно выгонять всех заезжих писателей.Он уехал из Ялты, но уроженец Ялты, елпатьевский врач и писатель, крупный специалист по болезням легких, уважаемый и любимый общественный деятель. Иногда происходили всякие стычки, о которых потом писали в газетах и ​​рисовали на них карикатуры; n I Происшествие, которое само иногда раздувалось, например разногласие между Горьким и публикой в ​​X в дожественном театре. Времена были тревожные. Власти пытались поджать губы, чтобы промолчать, но вынужденное молчание было не в силах у «авторитетов»: «Буревестник» уже витал в воздухе, а 1905 год медленно приближался.«Срода» чутко реагировала на выдающиеся явления общественной жизни; поэтому мне часто представлялась инициатива общемосковского протеста против особо возмутительных действий тогдашнего правительства. Готовились протесты с многочисленными подписями видных общественных деятелей, писались петиции, публично зачитывались строгие протоколы. «Срода» даже издала специальную книгу друга, скромно названную «Книга рассказов и стихов». Он был опубликован «на всякий случай». И это дело скоро всплывет, но в 1905 годувсе вырученные средства были переданы в полном объеме в стачком для знаменитой тогда почтово-телеграфной забастовки, проведенной героической лыжной забастовкой и оказавшей огромное влияние на появление «знаменитого» манифеста восстания государства по к пожертвованию. Возвышенная передала в рукописный сектор Горьковского института мировой литературы н ная рукопись одного из яростных протестов писателей против жестокости московской милиции. Моя голова В качестве примера привожу реальную копию: «5 декабря 1904 г.в Москве, в то время, когда часть населения пыталась выразить свое недовольство существующим бюрократическим строем, милиция, организованная заранее в огромном количестве и спрятанная на задворках и в других помещениях, нападала как на товарища демонстранта, так и на обычное общество. Полицейские резали людей отточенными мечами и наносили им серьезные раны и даже увечья. Стреляли прямо в бегущих людей из револьверов, гонялись толпами, но я был во дворах, где беспрепятственно избивали и пытали беззащитных людей до потери сознания.Они не различали пол и возраст. Избитых отвезли в участки, где избиения продолжились. Магазины и подъезды были закрыты по приказу полиции, поэтому у них не было возможности спрятаться, чтобы спастись от жестоких преследователей. Такому же насилию подверглись и москвичи 6 декабря, когда демонстрации не было, а милиция подвергалась избиениям, взревела неожиданная публика. Группа московских писателей, выражающая как свои чувства, так и чувства сознательной части общества, глубоко возмущенной этими зверствами московской администрации, в заявлении выражает отвращение к насильникам и во всеуслышание заявляет, что, воздействуя на жестокую и грубую администрацию, она когда-то еще раз подтвердил, что существующий режим не мог быть более терпимым.Подлинные подписи-автографы под протестом: Е. Чирикова, Л. Андреева, С. Петров-Скиталц, Н. Тельмишов, И. Белоусов и другие. В конце 1902 года Фишер сфотографировал группу из семи человек: Горького, Странника, Бунина, Андреева, Телешова, Чирикова и Халяпина. Эти фотографии разошлись по всему миру. Кажется, не было журнала, в котором бы эти репродукции не вышли хорошо с новыми подписями. В одних зарубежных изданиях группу называли «писатели», в других изданиях кроме ниях — «русские революционеры» и т. д.Русские иллюстрированные журналы, буквально все, кроме ярко черносотенцев, принимали у себя эту группу: это была своего рода презентация для читателей авторского коллектива тогдашнего издательства «Виедза» и сборника «Виедза», имевшего такой значительная связь с 1905 годом. Эти сборники были для Ван Горького у нас, в одну из «сред», когда Алексей Максимович, приехав на один день в Москву, отобрал у нас рукописи для первого номера. В память об этом мероприятии по сбору средств Горький пригласил нас выступить в качестве группы сверстников.Первый сборник был составлен исключительно из произведений участников "Cf. е ды». Помимо сборника «Ведза», она начала издавать рассказы отдельными томами и вести компаньонов в «Сродовиско». Таким образом, изданная небольшая книжка рассказов Леонида Андреева завоевала популярность у автора, и он поклялся содействовать своей скорой славе. Следует отметить, что ни один автор не был связан какими-либо штрафами, договорами, обязательными условиями, как это было буквально во всех других издательствах.Поэтому здесь автор был совершенно свободен и независим. Когда несколько лет спустя издательство «Знание» было закрыто, Среда тут же попыталась заполнить образовавшуюся брешь и организовала в Москве Издательство писательской книги с явным стремлением оградить авторов от издательской зависимости и часто на такси. но ль. Они посмеялись над нашей идеей, потому что мы объявили: «От публикации книги все доходы будут принадлежать автору, а не издателю». Может, и новый, и смелый, но не смешной и нелепый, потому что "Среда" за десятилетие все это доказала на практике.но всевозможные скупщики авторских рукописей - те самые "любители русской словесности", как шутливо и шутливо называл их Мамин-Сибиряк, - поначалу смеялись над нами. Но потом перестали видеть е ятся. «Книгоиздательство писателей» первоначально официально называлось «Купец верой» под наименованием «Торговый дом Голубева и Махалова для производства книгоиздания и операций по реализации книг как русских, так и иностранных миллейных писателей в городе Москве». Несмотря на всю нелепость, всю нелепость такого имени, учредителями компании стали четырнадцать человек, среди которых были: Белоусов, братья Бунины, Вересаев, Краш ми Нинников, Серафимович, Телешов, Шмелев и другие.В публикациях принимали непосредственное участие А. Н. Толстой, К. А. Тренев, И. А. Новиков... И подлый, но смешной. Конечно, такой «капитал» нельзя было пересчитать, назвав хотя бы одно более-менее заметное имя. Но суть дела была не в столице, а в составе только что родившегося издательства, внутри этого «универмага», имевшего голос и симпатии многих имен, не только заметных, но и значимых в свое время. Вскоре «универмаг» был переименован в «компанию», цель которой была официально объявлена: «Помощь авторам в издании их книг и избавление их от необходимости жертвовать в издательство значительную часть своих доходов от публикаций.но для телят». Как такое заявление могло быть опубликовано в то время, в 1912 году, мы сами удивились. Однако он был напечатан в черно-белом цвете и разослан многим авторам для справки. В этом объявлении говорилось не только о борьбе с эксплуататорами творчества писателей, но и об условиях издания книг: издательство берет на себя все издательские риски, а доходы от производства направляются, в первую очередь, целиком на счет возмещение расходов на печать книг и бумаги. В этом случае издатель удерживает в свою пользу расходы на сумку, помещения, налоги и т. д.только десять процентов от номинальной цены каждого e для пробника; остальная часть дохода идет автору, который в конечном счете, за вычетом h управленческих расходов, получает до сорока процентов номинальной стоимости каждого экземпляра книги. И все последующие редакции создаются на той же основе. Члены ассоциации не имеют пола b не получают выгоды от публикации своих книг; их права в этом отношении ничем не отличаются от прав посторонних. Все эти условия, к неудовольствию частных издателей и к нашему радостному удивлению, свободно печатались и рассылались по адресам интересующихся, и в результате Тейт привлекла в издательство многих именитых авторов, романистов и критиков: Горький, К. .о Роленко, Елпатьевском, Златовратском, Треневе, Найденове, Сергееве-Ченском, Серафине о Виче, Юшкевиче, Новикове-Прибое и многих других, помимо тех, кто входил в основную группу. Наследники А.П. Чехов, разуверившийся в частных издательствах, передал компании все шесть томов писем Чехова. Более того, издательство взялось заменить изъятые сборники «Ведзы» изданием сборника под названием «Слово», которое в свое время, с 1910 по 1917 год, имело исключительный успех. За ними охотились книжные магазины так же, как за коллекциями «Ведзы».«Школьная народная библиотека» и т. н. В определенном подборе авторов и их произведений «Таня Библиотека «ми ка» дополняла общественную роль «Кн I государственного издательства писателей». Насколько хороша или плоха была эта роль, не нам, участникам и создателям дела, судить. И боюсь, что только двое: В.В. Вересаев и я. Выпуск, над которым смеялись величайшие издатели, разросся до того, что в короткий срок я не смог поработить писателя с известным именем на долгие годы, а то и навсегда, как это часто бывало тогда.Каждый писатель, какие бы его потребности не находили ся, имел возможность издавать свои книги не на условиях рабства, а на товарищеских началах. В этом заключалась значительная социальная роль Среды, объединявшая определенную группу писателей. ми лей и доставляя их, как и многие другие писатели, от тех, кто покупает рукописи, они нуждаются Ю от благотворителей этих писателей, от тех "любителей русской словесности" о сти. Личные отношения участников Среды между собой были вполне дружеские, по крайней мере у большинства, и очень сердечные и искренние, особенно у некоторых из нас.Близость была не только литературной или дружеской, но часто личной и семейной. ная. Хотя А.П. Чехов жил в Ялте, его всегда интересовал наш круг, и когда мы издали коллегиальный сборник «Книга рассказов и стихов», Антон Павлович написал о нем: "Я прочитал почти все - и мне очень понравилось, я был очень очарован..." о пароме" и "Песне слепых", особенно ближе к концу, я подумал, очень хорошо, замечательно... Спасибо очень, здорово!.. Сильно жму руку... Поклон и привет мне заступницы "сред"..." И когда в 1904 году Чехов приехал в Москву ставить свою последнюю пьесу «Вид на Невый сад», он весь вечер провел со мной среди наших товарищей и просил писать ему обо всех наших новостях и достижениях. Начиная с 1909 года характер Среды коренным образом изменился. собраться, но он уже не со мной, и не на частных квартирах, а в Литературно-Художественном кружке, на Большой Дмитровке, ныне переименованной в улицу Пушкинскую.Здесь для Среды выделено хорошее помещение. Председателем этих собраний стал Юлий Бунин. В первую зиму количество участников за счет юных поэтов и юных писателей настолько выросло, что большой запасной зал кружка с трудом вмещал всех. Среди участников были не только молодые люди, они часто посещали эти встречи и т. д., но и некоторые писатели, такие как А.Н. Толстой, Ив. А. Новиков, имена которых были уже хорошо известны нам в литературе. После чтений и прений обычно устраивались чаепития, сопровождавшиеся речами, статьями и хами, шутками и интересными поэтическими «протоколами», иногда блестяще остроумными мне, сочинявшими его там, не выходя из комнаты, импровизированные, М.П. Гальперин и др. Я рассказал всему собранию о его сегодняшней встрече, перечислив имена, слова и случаи, которые выделялись в тот вечер в несколько преувеличенной форме, что делало их забавными и интересными; эти шутки были уморительны и не оскорбляли ничьего самолюбия по отношению к нам. Этот остроумный и отзывчивый поэт в советское время много работал в драматургии, сочинял либретто для новых опер и оперетт и совершенно случайно погиб под колесами в зовике почти у себя на квартире в 1944 году.Однако эти чтения молодых писателей не всегда проходили гладко. Был, а, например, случай, когда один поэт из декадентского лагеря так остро пронес прочитанные им стихи молодому ми чжи, что тот в конце воскликнул! «Утопи их, пока они слепы!» Этот необузданный крик, в свою очередь, спровоцировал яростную защиту молодых авторов Ивана Бунина, и вечер прошел в бурном здании. В эти молодые "среды" я вспоминаю некоторых из самых значительных сил того времени, таких как поэт Ада Чумаченко, молодой Валентин Костылев, ставший впоследствии известным писателем, писатели-фантасты - В.Г. Лидин, Шмелев, Фомин, Ашукин, критик Юрий Соболев, художник Ап.М. Васнецов, выступивший здесь как прозаик со своими рассказами, и Н. Г. Шкляр, обычно выступавший в роли сочувствующего критика чтения ч знания и многие-многие прославившиеся в советское время. Среди гостей и молчаливых слушателей, интересовавшихся молодыми авторами, помнят также многих выдающихся людей, таких как народный артист С. И. Мигай, тогда еще молодой студент юридического факультета, и другие молодые люди - педагоги, врачи, журналисты, впоследствии ставшие очень известные и но или громкие имена.В общем, молодая «Среда» отстаивала реалистическое направление, несмотря на моду и пристрастие к иным вкусам. Упаднический ветер перестал бушевать и началось нормальное отношение к литературе, но шаг за шагом это стало необходимо. Число новых членов росло в геометрической прогрессии. Но старые товарищи все меньше показывались на собраниях. Несколько раз за зиму опять стали собираться, то у меня, то у Голоушева. Многие из них ушли: кто-то уехал за границу в результате засилья реакции, кто-то переехал в Петербург или другие города.Но с другой стороны, в то же время были и хорошие дополнения: Иван Иванович Попов, старый член «Народной воли», невольный сибиряк, бывший редактор-издатель крупной и влиятельной сибирской газеты «Восточное обозрение» и журнала «Сибирский сборник», а также Иван Сергеевич Шмелев, талантливый и светлый человек, написавший множество сильных рассказов и романов, в том числе «Человек из ресторана», опубликованный в «Знании». У них обоих быстро и прочно установились дружеские отношения. е ния.В связи с этим иногда вспоминается то тяжелое впечатление, которое произвело известие об отъезде из Ясной Поляны Льва Николаевича Толстого, одного из самых выдающихся людей своего времени. Быть в осенней черной ночи по глухим проселочным дорогам, окруженным в начале таиландским русским качеством, произвело сенсационное впечатление как у нас, так и за границей, где имя Толстого пользовалось большим уважением. Сообщение о болезни в пути, остановка на станции Астапово и, наконец, смерть - все это было не только волнующим, но и совершенно удивительным событием.Т ми напечатанное в газетах письмо о том, что 7-20 ноября 1910 г. в В 6 часов 05 минут в Астапове скончался Лев Николаевич Толстой, он произвел ужасное впечатление, хотя для меня уже все были готовы к такому известию. Крайне реакционные ненавистники, духовные правители, митрополит литовский, придворные слуги, министры, чиновники и вся эта злая армия, проклявшая Толстого и изгнавшая его из церкви; для него все эти отлучения и проклятия были только доказательствами и доказательствами того, что голос его был услышан и что несокрушимая броня образцов и того.Подавляющее большинство людей эпохи отличались от людей придворного типа, для которых Толстой был лишь еретиком и авантюристом. Вряд ли найдется на свете такая страна, хотя бы с зарождающейся культурой, в которой не было бы почитателей Льва Николаевича и где было бы окружено не его имя, а принятие, любовь и уважение. «Великий писатель земли русской» уже давно перестал разговаривать с некоторыми избранными Айкеями, а говорил со всеми людьми простым и понятным языком о делах, имеющих отношение ко всем, уходящих корнями в самую жизнь, стараясь связать свои слова с личными делами.Отречение, отречение, отречение — вот вечный спутник искателей истины. А в правдивых и мужественных минометах другие люди обычно чувствуют и видят, что их выбрасывают. Вот почему многое из того, что выходит за рамки обычного, так часто и так охотно осуждается. И чем больше Толстой отрекался от благ жизни, тем больше вырастало из его жизни упреков в адрес других и тем больше сыпались на него обвинения в неискренности со стороны чуждых ему темных сил, в том числе И кто делил свое счастье и благополучие только во власти, богатстве и насилии над другими людьми б ми.Он терпеливо и внимательно читал и выслушивал озлобленные шалости в свой адрес, часто угрозы, оскорбления, даже проклятия и ругательства, думая не о себе, а о тех, кто может из-за этого пострадать - из-за него они попадают в беду, в конце или в ссылке, что часто случалось в эти жестокие времена. Многие тысячи людей со всего мира обращались к Толстому лично и письменно; о, к нему обращались крестьяне со своими вечными нуждами и вопросами, к нему обращались всевозможные люди в делах общественных и личных, они обращались ко всем, кому жизнь была трудна, мучительна или невыносима... Прекрасные слова А.М. Горький: "Толстой - это весь мир... Не зная Толстого - нельзя считать себя знающим свою страну, нельзя считать себя культурным человеком е ком." И вот великий гражданин мира, как его недавно называли , ушел от нас. Лев Николаевич прислал мне свои размышления «О жизни и смерти» в сборник «Друкар» в пользу сотрудников типографии, который был издан в 1909 году моей редакцией. Один из афоризмов он написал сам под своим портретом, который также был помещен в "Друкар" с его автографом.Старой «Среды» в принципе уже не существовало. Он жил новой жизнью, или говорят о Дне, «Среде» многочисленной, деятельной, в которой прежние учредители «Среды» были скорее гостями и каждый отвечал только за себя. Но поодиночке «старики» жмутся друг к другу, как товарищи. Теперь они собрались вокруг Wydawnictwo Książek ale telei », после присоединения к совету и редакции; почти все они входили в состав ужасного дела.Члены Литературно-художественного кружка, в правлении "Общества работников печати журналов" и в почетном суде этого общества, работали в правлении взаимопомощи фонда писателей и ученых, где я был председателемв около пятнадцати лет. Всегда было что-то, что нас связывало и держало в каком-то единстве. Еще во время войны «Среда» имела все возложенные на ковского Дня печати средства для сбора средств в помощь жертвам мировой бойни. И выделил «Среду» И трех редакторов из ее состава: И. А. Бунина, В. В. Вересаева и Н. Д. Телешова, составивших этот сборник сразу под названием «Плач», где собраны лучшие современные мне постоянные писатели, крупные художники и известные композиторы. Книга была распродана за три дня и дала чистую прибыль в размере тридцати четырех тысяч рублей, согласно опубликованному отчету.Эти деньги были добавлены к общей, довольно значительной сумме, собранной ко Дню печати, и распределены, в соответствии с решением Общего собрания Дня печати в Москве, между национальными организациями, оказавшими помощь пострадавшим от войны людям: армянам. , польских, грузинских, еврейских, латышских, литовских, татарских и до Райнского - через Пироговское товарищество, в равных долях любой организации. Многое легло на мою работу по составлению и изданию этого сборника, причем безвозмездно полученного из типографии первого экземпляра, рукописного на книге Ресаева: «Дорогой товарищ Н.Д. Телешов, который на своих плечах вынес целого огромного бледного бота для создания «Плача». Под этой подписью: «Соредакторы: Ив. Бунин и В. Вересаев. 17 марта 1915 г. «Я очень ценю это признание и с любовью храню эту памятную вещь. За четверть века не было или почти никогда не было в Москве ни одного общества, ни одного культурного предприятия, в котором Среда так или иначе не участвовала бы страстно и интимно, если не как коллектив, то в лице отдельных его членов.Авторитет «Среды» был высок, и общественные круги часто обращались к нему, когда возникали серьезные принципиальные конфликты и требовалось беспристрастное арбитражное решение. В таких случаях «Среда» указывала на одного из своих сподвижников, и он избирался в деи. Помню один сложный и трудный процесс. Молодого поэта из группы модернистов заподозрили в провокации, на его голову посыпались обвинения в предательстве друзей. Все началось с переписки из Парижа, опубликованной в газете «Русские ведомости»; имя известного «повсюду» в этой части Вл.Бурцев, который признал, что за поэтом стояла провокация. Обвинение было настолько сильным, а намеки настолько ясными, что это имя вызвало подозрение. О многом уже упоминалось прямо, хотя в переписке это не фигурировало, и поэт перестал пожимать мне руку, то журналы перестали принимать его произведения к печати, то он... с ло отказался служить - был учителем. С потерей доброго имени исчезли и средства к существованию. Защититься было невозможно, как нельзя было подать жалобу в Т-страну, так называемый «коронный» суд, из-за политически скользкой темы.Какое правительство на самом деле согласится сделать службу своим политическим агентам преступлением, а работу наемного работника позором? И в каком положении да были бы свидетели, и они сами, и все те люди и окружение, о которых надо было бы говорить в суде! Для следствия и всеобщей измены такой суд был бы величайшим торжеством Т вом и праздником. И никто не мог этого желать. Выхода из тупика не было. Преследование продолжалось до создания «частного суда» — суда чести с полностью закрытыми дверями.Суд состоял из семи человек — представителей адвокатуры, литературы и общества: трое со стороны «Русских ведомостей» во главе с Н.В. Давыдов, и трое со стороны писателя: я был среди них, x o Этот писатель был далеко не из друзей нашей группы и даже не из моих знакомых. жупаром был назначен С. И. Филатов, тогдашний председатель совета юридических консультантов, организации, пользующейся большим общественным доверием. На этих судей был возложен вопрос о добром имени человека и, следовательно, несомненно о его жизни и смерти - так играл серый б зено и так мучителен был этот скандал.Процесс затянулся на несколько месяцев — с осени до весны. По свидетельству многих, св. И Дети, в основном из мира литературы и журналов, открыли ужасающие картины расследований, угнетения, взяточничества и торговли человеческими головами. Эти показания привели к одной «прекрасной даме», которая, несомненно, оказалась в центре доносов. Жила она где-то в имении, далеко от Москвы. К ней прислали доверенное лицо от суда с просьбой присутствовать на заседании, но не давать показания в качестве рядового свидетеля о писателе.Она беззастенчиво поприветствовала посланника и сказала ему, что скоро уедет и больше никогда не приедет, иначе затравит его с собаками. На пути окончательного выяснения вины или невиновности писателя неизбежно возник ряд важных вопросов, поскольку автору постыдных статей, но опубликованных в газете, Белорусову и В.Л. Бурцев, нашедший эти статьи правильными. Но оба они жили в Париже. Отправка вопросов и получение ответов по почте равнозначно открытию двери или, что еще хуже, поскольку все письма, без сомнения, будут тайно прочитаны жандармами.И суд вынужден был послать в Париж курьера - верного человека с нужными вопросами, чтобы добиться там личной встречи и предоставить суду письменные ответы. Это тяжелое время, и это замедлило процесс. Обязанности судей были нравственно трудны и крайне ответственны: обелить нельзя И в подлых предательствах новичок, но обвинять такое дело нельзя по определению, без явных доказательств. Были предприняты все усилия, чтобы узнать правду. И после долгих, упорных и мучительных мытарств суд пришел к выводу, что обвинение не подтверждено приговором б а ничем.Хорошее имя, а с ним, наверное, и сама писательская жизнь, но телят спасли. Освобождая писателя от предъявленных ему обвинений, арбитражный суд в своем решении распространяется и на поведение газеты: «Редакция нарушает не требования, а вежливость и хорошие манеры; отсутствуют указания на то, что при написании первых инкриминирующих статей редакция преследовала корыстные или вообще личные цели, руководствовалась намерениями, не отвечающими требованиям общей или литературной этики; редакция имела в виду не сенсацию, придающую газете внешний успех, а изучение явления, требующего значительного общественного внимания; речь шла о борьбе с явлением, а не о забастовках против отдельных лиц, не о репрессиях против них.И все же, как показали обстоятельства дела, участие [букв. меня спасатель] пришёлся тяжёлый удар. Это было бы печально, но неизбежно, если бы удар был заслуженным. ж жен, но, как сказано выше, доказательств вины "не было и нет"... Поэтому, в-третьих, этот российский суд считает себя обязанным отметить в действиях редакции, что есть и скорбная халатность - прискорбная за тяжелые последствия нанесенного [писателю] удара. Репутация газеты «Русские ведомости» широко известна и создана за многие годы служения общественным интересам, но чем авторитетнее слова газеты, тем осторожнее их следует произносить.Из этой короткой выдержки из очень длинного постановления — почти тысяча строк в газете — видно, как внимательно суд работал над всеми вопросами, над всеми деталями. а для меня это крайне сложно, я люблю котельную и ответственное дело. В литературных кругах многие с тревогой ждали окончания этого затянувшегося процесса. Вот отрицание из письма Бориса Зайцева ко мне: «Какая ноша снялась с плеч с развязкой этой истории. Решение умное, но честное и честное на мой взгляд.Впечатление от нее удовлетворительное. Мы не напрасно волновались, вы не зря тратили свое время, силы и нервы, чтобы все это разгадать... Вы так милы со мной, что отнеслись к печали почти незнакомого вам человека с буйством и радушием. Я знаю, что в ч, быть может, благодаря этому делу и беспристрастию твоему ты сколотил несчастных ми лей... Но ты бесконечно выше влияния закулисного, и это вполне подтвердилось в слабых во благо, а в добрых против сильное зло..." Члены «Среды» имели возможность влиять на разные стороны жизни.Через Литературно-художественный кружок помогали литераторам, художникам, художникам и просто рабочим людям, попавшим в беду или крайности; через Общество печати журналов и литературы и его суд чести защищал права и достоинство отдельных деятелей науки и литературы, через кассу взаимопомощи писателей и ученых, собранную коллективами сотрудников для фиктивных равных фондов, а членов фонда для за четверть века работы в последние годы они могли бесплатно воспитывать своих детей, жить более-менее сносно на пенсии и даже лечиться и жить в Ессентуках, где была оборудована приемная для живых писателей, а в случае смерти осиротевшей семьи члена фонда, она сразу и без проблем получила немного денег.Последняя встреча Среды состоялась в 1916 году. Для этого приехавшего из Питера о Городе Леонид Андреев познакомил нас со своей новой, последней пьесой — трагедией «Самсон в кандалах», которую Голоушев читал в присутствии автора. Знакомство со спектаклем о Нем сопровождалось успехом, к которому Андреев привык в прежние годы, и он привел с собой в «Среду» нескольких петроградских друзей. Среди них был Федор Сологуб (Тетерников), который никогда раньше не был в Среде. Простое обсуждение чтения не улучшилось; что-то помешало.Может быть, разгар мировой войны и предчувствие чужих бушующих мировых событий сделали героев библейского века недостаточно яркими, да только общий разговор быстро перешел от искусства к современным явлениям, и обсуждение искусства не состоялось. После того вечера у нас больше не было встреч. Вскоре «Среда» стала терпеть потери за потерями. Начиная с Андреева, умершего в 1919 году, близкие товарищи стали уходить в могилу один за другим. Умершие Юлий Бунин, Тимковский, Голоушев, Белоусов, Грузинский.В январе 1933 года всего за несколько месяцев до восьмидесяти лет назад скончался наш старший друг Сергей Яковлевич Елпатьевский, один из наиболее типичных представителей литературы прошлого. 1-я годовщина. Это был высокий, сухой, очень веселый и деятельный старик, с милым и лаодковым сердцем, с душой студента-восьмидесятника, общественный деятель, журналист и красавица Трист, талантливый и интеллигентный человек, всесторонне образованный, врач по профессии он замечательный и очень опытный знаток болезней легких.Когда-то, будучи арестованным, заключенным в тюрьму и сосланным по политическим делам, он отразил свой опыт в своих эссе и рассказах, соч. И писать о жаждущих свободы людях, чью жизнь загубили тюрьмы и ссылки, описывая, между прочим, и сплошные полярные ночи, великий ужас сибирской глуши, бескрайнюю тайгу с ее воем, угрозу, подобную реву рассеянного , неугомонный зверь, вой... Сын сельский священник оставил в литературе ряд интересных очерков о своем детстве в деревне среди крестьян, а также ряд характеристик и воспоминаний выдающихся писателей, общественных Т военных деятелей и революционеров своего времени. время.Всегда внимательный к человеку, всегда ласковый и готовый помочь словом и делом, Елпатьевский всегда был в работе и в заботе. При мне, где он жил много лет после освобождения, он организовывал санатории и пункты бесплатной медицинской помощи нуждающимся больным, которые всегда без конца приезжали в Крым. из ленивого набора. Когда в 1905 году в Москве был созван знаменитый Всероссийский съезд врачей в Пирогове, Эль Патиевский был избран председателем этого съезда. В 1936 году всех нас, советских людей, потрясло известие о преждевременной кончине Алексея Максимовича Горького, человека и писателя большого значения для нашей эпохи.В 1938 году за границей скончался Федор Иванович Шаляпин, сын крестьянина Вятки, великий русский художник. Детство его было бедным, в самом низу, почти в нищете. Параллельно с Горьким, еще не знавшим друг друга, они бок о бок работали в Саратове грузчиками. И ки. А в Казани, как говорил сам Шаляпин: «Я был сапожником, а Горький булочником. По воскресеньям мы с ним принимали участие в кулачных боях с татарами на замерзшем озере». Тогда они попытались прилепиться к театру. Горький был принят певчим, а Шаляпину не хватало вали.Позже, когда к ним пришла большая слава, они были близкими друзьями. В том же 1938 году Александр Иванович Куприн умер, незадолго до моего возвращения из-за границы. Он ушел из жизни пусть и не совсем молодым, но очень сильным и крепким физически. А Чески, почти спортсмен, вернулся изможденным, потерял память, был бессильным и безвольным инвалидом. Я посетил его в гостинице «Метрополь» через три дня после его приезда. Это был уже не Куприн — человек блестящего таланта, к которому мы привыкли относиться, — он был немного похож на старого Куприна, слабого, печального и, по-видимому, умирающего.Он говорил, он помнил, он все перепутал, он забыл имена своих старых друзей. Чувствовалось, что у него в душе большой разлад с самим собой. Он хочет что-то ответить, но у него нет на это сил. Я ушла от него с грустным чувством: мне жаль того сильного и гениального писателя, которым он перестал быть. Литературный фонд пришел ему на помощь и устроил его под Москвой, на даче Голицыно естности, на летние каникулы. Так и случилось не с самим Куприным, а с тем, что называется душой Куприна. В доме отдыха Литфонда в августе 1937 года.была организована дружеская вечеринка для бойцов Красной Армии Пролетарской дивизии. Пришло двести человек. Мы приготовили для них сырники, квас, всякие кексы, ягодки, чтобы они были только «своими», а не покупными. Сад был торжественно убран. Повсюду флаги, букеты и плакаты с лозунгами и стихами. Гости пришли с маршем и песнями. Пели, играли на горелках, танцевали, гоняли, а то заводится, веселились. Некоторые из писателей здесь читали свои стихи: Лоэб ми дев-Кумач, Лахути.В ответ красноармейцы читали свои произведения. Это было весело и волнующе. На этот праздник был приглашен и Куприн. На детской площадке ему принесли кресло, он почтительно сел, а сам сидел и смотрел на все почти молча. Военные иногда подходили к нему и говорили, что знают и читают его книги, что рады видеть его среди них. Он прекрасен. Ти Ко поблагодарил его и глубоко задумался. Некоторые думали, что это всеобщее дружеское веселье не дошло до него.Но когда красноармейцы запели хором русские песни из Ани — «Вниз по матушке по Волге», про Степана Разина и персиянку и другие, он совсем изменился, как будто вдруг ожил. И когда запели текущую песню «Широка страна моя», Д. Куприн был глубоко тронут. Когда уходящие красноармейцы дружно передали ему прощальный привет, он не выдержал. То, что он пережил в тот день в тишине, и казалось, если бы равнодушный вдруг взорвался. «Одна родина простила меня, великого грешника перед родиной, — сказал он сквозь искренние горячие слезы, — сыны народа, одна армия простила меня.И наконец я нашел охей. С этим безмятежным сознанием того, что ни в одной стране не может быть такого сплоченного удушения между рядовыми солдатами и их командирами, между писателями и всеми трудящимися, что он видел только одну большую, чуткую семью одного народа и объединенную в одном только может быть по-настоящему счастлив с собственной семьей - с ней он уехал в Ленинград, где вскоре и умер. В конце июня 1941 г. С.Г. Странник. Его смерть совпала с началом Великой Отечественной войны.Его отвезли на Введенское кладбище. Для очень короткого Т. В первый период болезни конституция сделала этого героя таким худым и изменившимся, что узнать его было невозможно. За месяц до кончины он сказал: «Хватит ли у меня сил побороть болезни печени и сердца, которые страдали не от излишеств безмятежной жизни, которой не было, а оттого, что я слишком много нес на себе плечи, я слишком взвалил на себя чье-то горе и на всю жизнь делил горе с людьми…» В мае 1942 г. в возрасте 78 лет скончался драматург С. Д. Разумовский.После него, помимо его пьес, появилось большое количество неопубликованных изданий. В феврале 1943 года умерла моя жена Елена Андреевна Телешова, взявшая на себя важнейшую роль в становлении и развитии нашего дружеского круга. Все ценили и уважали ее как близкого и любимого человека, принимавшего ревностное участие во всех событиях жизни Среды. Она свободно владела пятью европейскими языками и помогала многим товарищам в переводе иностранных рецензий, часто очень любезно. Это было интересно и интересно для писателей.В 1945 году другой близкий друг, В.В. Версаева, о котором я рассказываю в Д более подробно в следующих строках. В 1949 г. А. С. Серафимович умер в возрасте восьмидесяти шести лет. После его смерти в живых осталась только одна из наших Сред, только я в нашей стране. Я прожил долгую, интересную и счастливую жизнь благодаря своим друзьям и множеству талантливых людей. Когда в 1924 году в печати появились мои первые, очень короткие очерки о минувших днях, позднее значительно расширенные, А.М. Горький из Сорренто: "Вы писали красиво, но недостаточно... Ваши "Среды" были очень важны для всех нас, писателей той эпохи". Источник текста: Н. Телешов. Заметки писателя. Рассказы. Москва. Издательство "Правда". 1987 ОЦР и Ю.Н.Ш.

У участников были прозвища с московских улиц и переулков: Максима Горького звали «Хитровкой»; Александр Куприн – «Конная площадь»; Иван Бунин — «Свежеватель» и его брат Юлий — «Старый газетный переулок»; Евгений Чириков – «Расстрельная зона»; Николай Златовратский — «Старые Триумфальные ворота», затем — «Патриаршие пруды»; Александр Серафимович – «Кудрино»; Викентий Вересаев – «Каменный мост»; Федор Шаляпин – «Разгуляй»; Евгений Гославский – «Большая Молчановка»; Сергей Голоушев – «Брехов переулок»; Тимковский – «Крючок»; Леонид Андреев – «Большой расчётный пояс»; В.С. Миролюбов - "Каланчевская площадь", Иван Белоусов - "Пречистенка".

В октябре 1805 года русская армия захватила села и города Австрийского эрцгерцогства, а из России прибыли новые полки и, отягощая жителей кварталами, расположились возле крепости Браунау. Главная квартира главнокомандующего Кутузова находилась в Браунау.
11 октября 1805 года один из только что прибывших в Браунау пехотных полков, ожидая обыска главнокомандующего, стоял в полумиле от города.Несмотря на нерусскую местность и обстановку (сады, каменные заборы, черепичные крыши, виднеющиеся вдалеке горы), нерусских людей, с любопытством наблюдавших за солдатами, полк выглядел в точности как любой русский полк, готовившийся к спектаклю где-нибудь в середина России.
Вечером последнего марша получен приказ главнокомандующему наблюдать за маршем полка. Хотя слова команды показались командиру полка неясными, и возник вопрос, как понимать слова команды: в походном мундире или нет? на совете комбатов было решено представить полк в полном снаряжении, считая, что всегда лучше разменяться поклонами, чем не поклониться.И солдаты не смыкали глаз после тридцатилинейного марша, всю ночь чинили и чистили; ротные адъютанты и офицеры сосчитаны, отчислены; а утром полк вместо той беспорядочной толпы, которая была накануне на последнем марше, представлял собой худую массу в 2000 человек, каждый из которых знал свое место, свое дело, и каждая пуговица и ремень были на своем месте и сиял чистотой. Мало того, что верх был в хорошем состоянии, так еще, если бы Главнокомандующему было угодно заглянуть под обмундирование, он бы увидел на каждом из них одинаково чистую рубаху, а в каждом рюкзаке нашел бы законный номер предметы "шило и мыло", как говорят солдаты.Было только одно обстоятельство, по поводу которого никто не мог быть спокоен. Это были туфли. Более чем у половины людей была сломана обувь. Но этот дефект произошел не по вине командира полка, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не выдали товаров из австрийского ведомства, и полк прошел тысячу верст.

«За пределами славянского мира Гоголь простирает свою власть на все человечество» — так резюмировал в своей речи Вогюэт главную тему всех иностранных приветствий.

Организацию гоголевских дней и проведение торжеств взяло на себя старейшее литературное общество, отметившее в том же году свое 100-летие, Общество любителей русской словесности, при котором действовал официальный комитет.Но в кабинете Н. В. Давыдова во время дружеской беседы многое было приготовлено заранее; отсюда часто возникала инициатива определенных событий. Гоголевскую комиссию возглавил Давыдов как председатель, действовавший единодушно и энергично. В течение двух лет у меня была возможность вплотную в этом участвовать.

Пожалуй, не лишним будет привести выдержки из письма группы иностранных писателей и журналистов.

«Больше всего поражает в русской литературе необычайное сострадание ко всем страждущим, к униженным и оскорбленным, к пасынкам жизни всех сословий и состояний, — писали они, — к людям, души которых еще живы, но когда они были парализованы или искалечены в вихре жизни.И эта особая симпатия, пронизывающая все самое выдающееся в русском искусстве, отнюдь не покровительство и даже не жалость. Скорее, это чувство человеческого родства, которое тесно связывает членов семьи как в несчастье, так и в счастье; это чувство истинного братства, которое объединяет все разнородное человечество. Благодаря таким особенностям русская литература стала факелом, ярко освещающим самые темные уголки русской национальной жизни. Но свет этого факела распространился далеко за пределы России — он осветил всю Европу.И мы твердо верим, что люди, проделавшие такую ​​великую и мужественную работу по освобождению человеческого духа, смогут также добиться полного и свободного развития и в той жизни, за которую они так долго боролись и страдали.

Каково было слышать все это для лояльных чиновников, возомнивших, что только они ответственны за жизнь и дух народа!

У меня была и совместная работа с Н. В. Давыдовым. В то же время представители всероссийской студенческой молодежи просили его и меня стать редакторами их литературного сборника.И мы долго работали над многочисленными рукописями, выделяя наиболее интересные. Через год вышел «Всестуденческий сборник». К нашему удовольствию, некоторые имена этих юных участников впоследствии остались в литературе и прославились, но многие не пошли дальше юношеских рифмовок и замолчали. А во время империалистической войны мы с Давыдовым не только отредактировали, но и составили большой том с участием писателей и художников в помощь пленным солдатам, опустошенным во вражеских тюрьмах.Сколько благодарственных писем от солдат мы получили тогда через международную организацию - Комитет помощи русским военнопленным! Мои товарищи из Среды, в том числе А.М. Горький.

Общество русских драматургов и оперных композиторов, существующее с 1970-х годов, присудило Грибоедовскую премию за лучшую пьесу сезона. Ежегодно она выбирала трех судей: одного года из Москвы, одного года из Санкт-Петербурга. Среди этих московских судей я проработал несколько сроков и за многолетнюю работу получил именной золотой жетон, в соответствии с уставом общества.Среди этой «тройки» я помню то ли Н.В. Давыдова или известная актриса Г.Н. Федотова или академик М.Н. Розанов. Церемония награждения прошла в том же офисе Н.В. Давыдова, висящие на стенах с интереснейшими группами и фотографиями литературно-театральной эпохи 1960-х и 1990-х годов, словно прямо со стены просятся в хороший музей.

Помимо художественных очерков и рассказов, изданных отдельным томом, Н.В. Давыдов написал интересные мемуары «Из прошлого», в которых рассказывается о его близком знакомстве с Толстым, Жемчужниковым, Кони и другими выдающимися людьми, о том, как он руководил в Ясной Поляна и для него он впервые поставил спектакль «Плоды просвещения» и сам сыграл роль профессора в присутствии Льва Николаевича.

«Мое исполнение совершенно непривычной для меня роли профессора, — сказал Давыдов, — было довольно слабым, но Лев Николаевич очень хвалил мою игру, прибавляя, что я доставил ему большое удовольствие, тем более что он не узнаю его текст в своей пьесе, поэтому я привнес много нового в свою роль, которая должна была быть ради спектакля. Должен признаться, что Л.Н. в одном он был прав: роли я не знал, не успел выучить ее через тяготы режиссуры и возни с аксессуарами и бутафорией, поэтому пришлось фантазировать, особенно в монологе профессора.

Давыдов уже погиб при советской власти. Ему было тогда далеко за семьдесят, но он работал до последнего дня, читая лекции в бывшем Коммерческом институте и пополняя по вечерам воспоминания своих именитых и интересных сверстников.

"Среда". Литературный клуб

Члены Среды и новые товарищи. - Большой литературный вечер. - Шутки. - Протесты. - Издательство писателей. - Молодая среда. - Арбитражный суд. - Потеря "Окружающей среды" и ее конец.

Постепенно круг наших друзей стал расширяться. К нам приехал писатель Семенов Сергей Терентьевич, автор отмеченных Л.Н. деревня, крестьянин-призывник может с ним познакомиться. жизни." Поэт и прозаик Федоров Александр Митрофанович, живший в Одессе, но часто бывавший в Москве. Потом стали бывать Гославский Евгений Петрович, Тимковский Николай Иванович.В то время в Москве издавалась газета «Курьер» под редакцией Я. А. Фейгина и И. Д. Новика, свежих и энергичных людей, которые пытались объединить всю нашу молодую группу. Леонид Николаевич Андреев начинал работать в той же газете корреспондентом-криминалистом, но никто из нас его еще не знал. Да он и сам тогда не знал, что он романист.

Жена по профессии и образованию художник, окончила Московское училище живописи, ваяния и зодчества; благодаря этому ее коллеги и другие друзья артистки стали часто посещать наши мероприятия.Иногда вечером зарисовывали читающего автора или кого-нибудь из присутствующих писателей или делали схематичные иллюстративные зарисовки. Но все это, к сожалению, было разбросано и лишь несколько зарисовок сохранились у меня и в Литературном музее, куда я их отдал давным-давно, когда музей был еще «Чеховский».

Довольно часто бывал у Головина Александр Яковлевич - несомненный талант, но по обстоятельствам того времени скромный рабочий у маляра Томашки, принимавшего заказы на роспись потолков в домах зажиточных москвичей.Затем Головин был отозван Константином Алексеевичем Коровиным помощником декоратора Большого театра, а в советское время был признан и возведен в звание Народного артиста Республики. Значительное количество его работ собрано Третьяковской галереей. Бывшие художники К. К. Первухин, Вл. Суглинок. Русский, написавший тогда портрет Андреева, один из самых удачных в подобии. Этот портрет связан со «Средой», он был приобретен ею и висел у меня в кабинете, а сейчас я передал его в литературный музей.У нас бывал Васнецов Аполлинарий Михайлович, любил изображать старую, древнюю Москву. Помимо художественной деятельности, он писал статьи и художественные рассказы. Бывшие художники: Эмилия Яковлевна Шанкс, В. Я. Тишин и Исаак Ильич Левитан. Однако Левитан был только в начале организации кружка; вскоре он заболел и умер.

Через год наш круг значительно расширился, и мы стали встречаться регулярно каждую неделю - сначала по вторникам, а затем и по средам, не избегая "суббот" Художественного клуба, у которого были для нас другие интересы и другие увлечения.

Николай Дмитриевич Телешов (1867-1957), известный русский и советский писатель и поэт, происходил из довольно богатой купеческой семьи в Замоскворече, чья дача в Малаховке изображена на этой старинной открытке.

Его предки были подданными Влодзимежского воеводства, которые покупали на свои свободные деньги. У деда Николая Дмитриевича был магазин в Старом Гостином Дворе на Ильинке. Затем он стал совладельцем универмага Телешова Дмитрия Егоровича, основанного его отцом в 1877 году, членом правления торгово-промышленного общества «Ярослав Большая мануфактура» и старшим купеческого совета Московского купеческого общества. (1894-1898).

улица Ильинка в Москве. Старая открытка начала 20 века

В 1884 году Николай Телешов окончил Московскую практическую торговую академию. В том же году он опубликовал свое первое стихотворение «Заброшенный» в журнале «Радуга». В 1895 году в издательстве Сытина вышла первая книга Телешова «О Тройках». Рассказы и очерки писателя быстро завоевали популярность в начале 20 века.

Телешов Николай Дмитриевич

(1867-1957)

Общий, Н.Д. Телешов вошел в историю русской литературы прежде всего как инициатор Телешевских сред и автор заметок писателя. На «кружках» в доме Телешова он посетил весь литературный цвет Москвы начала XX века: Л.Н. Андреев, К.Д. Бальмонт, В.Я. Брюсов, И.А. Бунин, А.С. Серафимович, В.В. Вересаев, А.М. Горький, А.И. Куприн, Б.К. Зайцев и многие другие. Горький впервые прочитал здесь свою пьесу «Внизу». С. Рахманинов играл на фортепиано, а Ф. Халяпин призывал своих друзей слушать его прямо здесь: "Слушайте меня здесь, а не в Большом театре - я там пою за деньги!"

Н.Д. Телешов и И. А. Бунин, 1910

Книга этих "записок" много раз переиздавалась в советское время и интересна тем, что иллюстрирована фотопортретами русских писателей. Дело в том, что на этих портретах стоял личный автограф, посвященный Телешову. Так как коллекционирование этих портретов было страстью Телешова, ему удалось получить дарственные надписи на портретах Льва Толстого, Чехова, Короленко, Горького, Куприна, Бунина, Серафимовича, Версаева, Белоусова, Странника, Леонида Андриева, Мамина-Сибиряка, Златовратских, Спиридона Дрожиза. Шаляпин и многие другие.

Издание «Записок писателя» 1948 г. включает, в частности, иллюстрация, воспроизводящая известный коллективный портрет писателей Среды 1902 г. Отличие его от оригинального портрета в том, что изображение русского писателя и драматурга Е. Н. Чирикова за спиной И. А. Бунина было тщательно ретушировано.

Литературный кружок "Срода" существовал в Москве с 1899 по 1916 год и собирался по средам у писателя Николая Телешова на Чистопрудном бульваре, а затем дома на Покровском бульваре.

В 1899 году Телешов женился на Е.А. Елена Андреевна, жена писателя, окончила Московское училище живописи, ваяния и зодчества, была ученицей В. Д. Поленова и имела широкий круг друзей среди художников. Благодаря ей по средам побывали художники А. Я. Головин, К. К. Первухин, А. М. Васнецов, И. И. Левитан.

90 180

станция Малаховка. Старая открытка начала 20 века

После открытия Малаховской железнодорожной платформы в 1880 году началось дачное строительство, и к концу века это уже был фешенебельный дачный поселок, насчитывавший более 300 дач, одной из которых была большая деревянная дача Телешова, изображенная на этом старая открытка.Семья Телешовых прожила в Малаховке более 20 лет - с 1899 по 1921 год. Иногда они приезжали ранней весной и не уходили до поздней осени, потому что с 1913 по 1915 год на участке был построен зимний каменный дом. Родственники и друзья часто навещали супругов Телешовых, и часто вокруг «среды» собиралась и эта дача. Сохранились фотографии Телешува с гостями в комнате, на крыльце, на крыльце дачи. Часто приезжали И. А. Бунин и Л. Н. Андреев. Однажды на даче Малахова в Телешуве побывал А.М. Горький. В 1924 году он писал Телешуву: «Ваши среды были очень важны для всех нас, писателей той эпохи».

Группа участников Московского литературного кружка "Среда" Старинная открытка начала ХХ века

На даче Телешова побывали выдающиеся и известные писатели того времени: А.П. Чехов, А.И. Куприн, В.В. Вересаев, поэт и переводчик Т.Г. Шевченко, выдающийся литературовед А.Е. Грузинский, драматург С.А. историк С. С. Голоушев (Сергей Глаголь), активно участвовавший в литературной жизни Москвы и другие деятели русской культуры.

Ф.И. Шаляпин в Малаховцах с Лужским и Телешувом. Фото 1918 года

Любил отдыхать в Малаховцах и Ф.И. Шаляпин, который часто приезжал с семьей в Телешув. Он не раз бывал в усадьбе «Озеро», получившей свое название от плотины на реке Македонке и многих деятелей русского театра, таких как: А. И. Южин-Сумбатов, директор Малого театра и В. И. Немирович-Данченко.

Неполная средняя школа в Малаховцах.Старая открытка начала 20 века

Телешув активно участвовал в жизни села. Благодаря исключительной энергии Николая Дмитриевича удалось открыть в Малаховцах «первую в России сельскую гимназию» - ныне школа № 48 «у оврага». Телеши также организовали на свои средства больницу в Малаховке (1915 г.) и построили сельскую больницу (1916 г.).

Но в 1921 году имение Телешовых было национализировано, и семья переехала на Покровский бульвар в дом Карзинкиных.Это была квартира Телешова в Москве 1913 года, куда предложил переехать Александр Андреевич Карзинкин, брат жены писателя.

Дом Карзинкина на Покровском бульваре, д. 18/15, где жил Н.Д. Телешов

Деревянный дом в Малаховке был снесен, и до наших дней сохранились только главный дом и хозяйственная постройка, построенные до революции 1917 года. После смещения владельцев в здании располагалась школа, а затем институт физической культуры, ныне преобразованный в Московскую государственную академию физической культуры.По словам защитников города, в 2014 году флигель, в котором находился памятник, был незаконно демонтирован без разрешительных документов.

После революции Николай Дмитриевич принял участие в организации музея МХТ. В 1938 г. Н.Д. Телешову присвоено звание Заслуженного деятеля искусств РСФСР за организацию Музея МХТ на Камергерском поясе, директором которого он был с 1923 года. В 1943 году выходит первое издание дневников Телешова под названием «Записки Писателя», посвященный его жене.

Здание МХТ. Старая открытка начала 20 века.

Следует отметить, что в 1911 г. был расширен состав кружка «Среда», который некоторое время назывался «Молодая среда» под руководством Ю.А. Бунина, старшего брата Ивана Алексеевича, а членами были: А. Н. Шмелев, В. Г. Лидин, Б. А. Пильняк и др. В сентябре 1913 г. «Среда» из частного кружка была преобразована в официально зарегистрированное объединение — Комиссию поЛитературные интервью Московского общества помощи писателям и журналистам (100 членов). В 1918 году «Среда» после отделения от ассоциации стала самостоятельной организацией. В квартире Телешова на Покровском бульваре, 18 снова проводились собрания: постоянные - до 1922 года и эпизодические - до смерти хозяина в 1957 году

.

---

Смотрите также

• 
  Система сигнализации это
• 
  Миасс сттс
• 
  Можно ли ставить ходовые огни на авто самостоятельно
• 
  Машину ударили во дворе и скрылись что делать
• 
  Пешеходная дорожка знак что означает
• 
  Какой уровень электролита должен быть в аккумуляторе автомобиля
• 
  Принципы работы двс
• 
  Сколько может проработать двигатель без масла
• 
  Какие есть марки автомобилей
• 
  Как сделать авто печку
• 
  Надо ли заливать масло в фильтр при замене масла