Home » Misc » Платоновские рамки

Платоновские рамки


Как выйти за рамки своих установок и начать жить по-новому

Наш опыт ограничивает и создает шаблоны, которые мешают сделать то, что мы хотим. Например, мы привыкли, что, когда человек говорит: «Нам надо поговорить», это автоматически означает, что есть какая-то проблема. Но могут ли быть ситуации, в которых эта фраза означает, что человек просто хочет посоветоваться или попросить помощи? А если мы уже заранее напряглись, то и разговор может пойти не туда. О том, как выходить за рамки своих автоматизмов на работе и в личной жизни, рассказывает бизнес-тренер Сергей Калиничев. Публикуем отрывок из книги Сергея Калиничева «Адекватность. Как видеть суть происходящего, принимать хорошие решения и создавать результаты без стресса». Самый простой автоматизм — привычка, за которой ничего не стоит, просто «так сложилось». Ее изменить легко — какое-то время следим за тем, чтобы делать по-новому, и уже через несколько дней привыкаем. Вот бытовой пример. Допустим, вы обычно обуваетесь без ложечки. Но в какой-то момент заметили, что это неудобно. Вы хотите начать ее использовать, но каждый раз забываете и мучаетесь. Вы решили себя переучить. Положили ложечку на обувь, чтобы вспоминать о ней, когда обуваетесь. Через пару недель, когда ложечки не оказалось на месте, вы уже ищете ее глазами — привыкли. Но есть привычки, которые так просто не изменишь. Например, вы положили ложечку на обувь, чтобы приучить себя ее использовать. Но в момент, когда начали обуваться, просто взяли и сбросили ее с раздражением. Если наблюдать за собой, то в этот момент можно удивиться: «Ой… Как так? Я же сам ее сюда положил… И я сам решил начать ею пользоваться… Откуда это раздражение?» И правда, откуда? Наша картина мира наполнена представлениями о том, как все устроено и кто мы такие. И если то, что мы хотим сделать, в нашем мировоззрении помечено как «плохо» или «опасно», то мы ощутим внутреннее сопротивление. Так упираются наши убеждения. И если я в этот момент не давлю на себя, а присматриваюсь к источнику этого сопротивления, то могу кое-что увидеть. Вот я заметил, что не смог начать пользоваться ложечкой для обуви. Чтобы разглядеть свое убеждение на этот счет, я представляю, как человек при мне пользуется этой ложечкой. И в этот момент наблюдаю за тем, как я к нему отношусь. Ой… Я думаю, что он — беспомощный аристократ, который без специального инструмента обуться не может. А я не такой, я лучше, потому что я больше приспособлен к жизни и могу обойтись своими руками. Надо же! Очень интересно… И смешно! В этот момент я могу сказать себе: «Есть обувь, надевать которую без ложечки — одно мучение. Эти мучения не делают меня лучше. Конечно, я справлюсь и без нее при необходимости. Но если такая удобная штука под рукой, то использовать ее — это забота о себе. Как хорошо!» И в этот момент я беру ложечку в руку и обуваюсь с ее помощью с торжественной улыбкой победителя. Вот теперь у меня к ней другое отношение. Теперь привычку будет развить легко, если она мне нужна. И, конечно, такие мелочи, как ложечка для обуви, — это не то, что на самом деле портит нам жизнь. У нас настоящие проблемы, когда внутренние установки мешают нам: • вынести полезную идею на обсуждение в команде; • назначить адекватную цену за свой труд; • открыто попросить о помощи; • спокойно отказаться от плохого предложения. Хотите посмотреть, как можно выходить за рамки своих убеждений на примере работы? Николай работает в крупной компании. Каждый день он видит, что часть работы, которую они делают в отделе, никому не нужна. Раньше делать эти операции было необходимо, но теперь он видит, что это пустая трата времени и сил. У Коли появилась идея, как все можно упростить. Он представил, как всем от этого будет легче, и почувствовал подъем. Но он также понимает: чтобы его идея была реализована, ее нужно «продать» — преподнести так, чтобы другие люди захотели ее реализовать. Думая об этом, Николай начинает волноваться и откладывать. Себе он говорит так: «Предложение не один раз придется объяснять и обосновывать, а у меня и так много работы. Мне что, одному это надо? Ладно, не буду торопиться, подумаю еще». Проходит месяц, ничего не меняется. Часть дня у него и у коллег уходит на пустую работу. А наш герой знает, как этого избежать, и молчит… Ему становится неуютно, и он начинает думать, что он трус. Но это не придает ему смелости, а только усиливает беспокойство. Но Коля уже учится наблюдать за собой и останавливает себя от осуждения. Он присматривается к себе и замечает, что, когда он мысленно возвращается к своей идее, в теле появляется стресс. «Та-ак, интересно, а что именно я прокручиваю в голове, когда возникает напряжение?» — задает он себе разумный вопрос. А представляет он сотрудников, которые находят изъяны в его предложении и поднимают его на смех… Он чувствует себя глупым, и ему хочется избежать унижения. Его тело настолько сопротивляется этим образам, что ему проще молча делать бессмысленную работу и смотреть, как другие тоже мучаются, чем выйти с предложением… Получается, дело не в том, что он сильно загружен и у него нет времени на обоснование идеи. Это отговорка. Хотите, расскажу историю из своей жизни о том, как я вышел за рамки одного убеждения и к чему это привело? Я с детства не любил бегать. Мне всегда казалось, что это жуткое насилие над собой. Но последние годы я с удовольствием бегаю пару раз в неделю по 7–12 километров за раз. Это улучшает качество моей жизни, и я рад своей новой привычке. Каким образом человек, который с детства ненавидел бег, пришел к тому, что он теперь регулярно бегает и очень этим доволен? Конечно, у меня есть воля, и поначалу я пытался опереться на нее. «Посмотри в зеркало! Нужно поддерживать себя в форме», — говорил я себе и выталкивал себя на пробежку. Но работало это плохо. Каждый раз, когда менялось мое расписание или портилась погода, я ощущал облегчение оттого, что есть хороший повод не бежать. Я буквально ликовал внутри, хотя внешне мог даже сокрушаться. Неудивительно — так происходит, когда заставляешь себя. Радость я мог ощутить, только когда мучение заканчивалось и я возвращался домой. «Может, бег — это не мое?» — вопрос, который я задавал себе несколько раз в месяц. К этому моменту я уже тренировал тысячи людей и хорошо понимал, что любое действие можно делать с разным отношением и с разным качеством. И что это зависит от того, как я чувствую себя в процессе. Тогда я сказал себе: «А что я могу сделать, чтобы убедиться — мое это вообще или нет? Как я могу это понять, если я себя мучаю? Что, если можно как-то по-другому? Что, если я попробую получить удовольствие от процесса? Может, тогда станет понятнее — подходит мне бег или нет?» Внутри проснулся интерес: «Та-ак… Для начала хочу увидеть, что мне мешает. Дай-ка я присмотрюсь к тому, как я с собой обращаюсь, когда бегу. Почему я бегу именно так, как привык? Что со мной происходит в процессе?» — с азартом сказал я себе, надевая кроссовки и датчик сердечного ритма. Первое, за чем я начал пристально наблюдать, — с какой скоростью я бегу и насколько я расслаблен. Присматривая за своими ощущениями, я заметил связь пульса с удовольствием. Как только мое сердце билось быстрее, чем 140 ударов в минуту, мое тело переходило в режим тяжелой работы, когда нужно себя заставлять. Тогда я немного расслаблялся, сбрасывал скорость и наблюдал, как за несколько минут возвращаются приятные ощущения: «Ого! Интересно…» Поначалу было непросто. Я начинал бежать, наблюдая за собой, но очень быстро улетал мыслями в планирование дня или в обдумывание вчерашнего диалога. В этот момент я переставал наблюдать за собой и тут же незаметно для себя разгонялся. Мой пульс, естественно, поднимался, а удовольствие исчезало. «Хм… Интересно, откуда это?!» — спросил я себя и начал наблюдать за тем, что подталкивает меня увеличивать скорость, когда я перестаю следить за собой. «Что именно во мне происходит перед тем, как я начинаю разгоняться?» И вдруг — вот оно! Я заметил, как работают мои представления о том, кто такой я и что такое бег. Сразу всплыли образы из фильмов, где сильные красивые люди долго интенсивно бегут и им все нипочем. Вспомнились плакаты с героями боевиков на стенах моей детской комнаты. «Они крутые, не будь слабаком, будь как они», — как будто шептал голос внутри. Так я начал разглядывать свои детские представления о том, что нужно быть сильным и торопиться все в жизни успеть. Очень интересно! Получается, я сам себя мучаю ради старых идеалов. Я себя загоняю не потому, что ситуация требует бежать быстрее, а потому что есть установка: «Медленно бегают только слабаки, а я не такой». А это мешает мне поддерживать здоровье и наслаждаться жизнью… И я об этом даже не знал, пока не начал с интересом всматриваться в то, как я разгоняюсь до скорости, на которой мне тяжело. Когда я начал привыкать к комфортной для себя скорости, возник следующий вопрос: «Откуда у меня эти убеждения?» Ведь фильмы про сильных людей привлекали меня не просто так. Наверняка я впитал все это от родителей. Ведь выработка таких установок — это лучшее, что могло с ними произойти в послевоенные годы в полуразрушенной стране. Думаю, они только благодаря этому и справились в трудные времена. И конечно, они передали мне самое ценное, что у них было. Я точно знаю, что эти установки помогли мне справиться с жизнью в девяностые на окраине Петербурга, когда я был ребенком и подростком. Именно эти представления о мире и о себе позволили мне в итоге выбраться из неблагополучных районов и построить жизнь, о которой я и мечтать не мог. «Спасибо вам, мои дорогие мама и папа», — сказал я про себя и снова снизил темп, а по лицу потекли слезы. В тот раз я с удовольствием пробежал больше, чем обычно. И уже через несколько дней я почувствовал желание бежать снова. Сейчас на пробежке мне уже не нужно постоянно смотреть на пульс. Теперь я бегу по своим ощущениям. Уходит удовольствие — немного снижаю скорость, расслабляюсь. Теперь пробежка для меня — одна из любимых форм медитации, потому что я наблюдаю не только за ощущениями в теле. Я наблюдаю за своими мыслями и за тем, как я делаю выводы и принимаю решения. Теперь я лучше знаю, кто я такой и как я устроен. И, конечно, сам бег здесь ни при чем. Вы можете наблюдать за собой и перенастраивать себя где угодно: сидя за компьютером, разговаривая с клиентом, проходя досмотр в аэропорту и читая эту книгу. Без такой наблюдательности не получится понимать, что происходит, и хорошо владеть собой. Прямо сейчас продолжайте читать и наблюдайте за собой. Вы добры к себе? Расслаблены? У вас спокойное дыхание? Вспомните моменты, когда вы сделали не то, что собирались. Например, хотели поддержать, а сами покритиковали. Хотели признаться, что ошиблись, но «язык не поворачивался». Хотели попросить о помощи, но сделали вид, что вам ничего не надо. Что вы чувствовали, когда это происходило? Сопротивление? Стыд? Возмущение? Азарт? Что-то другое? Что вы чувствуете, когда сейчас вспоминаете об этом? Удивление? Досаду? Уныние? Дышите, расслабляйтесь. Что вы в тот момент думали о себе — кто вы такой или кем вы не хотите быть? Вы хотели быть добрым, умным, красивым? Вы не хотели, чтобы о вас подумали, что вы ненадежный, слабый, эгоистичный? Поразмышляйте об этом с теплотой к себе. Если у вас появились догадки, поставьте себе задачу понаблюдать за этим в течение дня. Каждый раз, когда заметите, что оцениваете себя и требуете от себя быть каким-то, расслабляйте тело и напоминайте себе: «Со мной все в порядке, мне не нужно ничего доказывать. Ни себе, ни другим». И снова наблюдайте. Наблюдение за собой и пересмотр своих убеждений — один из лучших способов себя «подлечивать». Люди, которые поняли, как их жизнь может от этого измениться, часто ищут, кто им в этом поможет. Они обращаются за помощью к психологам и психотерапевтам. А там их ждет огромный рынок услуг, на котором есть все: от мошенников, которые продают «мощные техники» и обещают «золотые горы», до мастеров своего дела, которые шаг за шагом помогают людям быть результативнее и счастливее. Стоит ли вообще идти в это? Как отличить хорошего психолога от плохого? Чего можно ожидать от этой работы? Можете ли вы сами для себя сделать то, что делает психолог? Какие задачи ставить перед собой и перед терапевтом? Сергей Калиничев «Адекватность. Как видеть суть происходящего, принимать хорошие решения и создавать результат без стресса»

Как выйти за пределы своей точки зрения

Корпоративная культура

Как выйти за пределы своей точки зрения

5 июля 2017 5 040 просмотров


Антон Бахарев

Представьте две модели поведения в достижении цели. Один человек действует по заготовленным схемам и не сворачивает с проторенного пути. Другой ищет новые способы, выходит за рамки общепринятого и не приемлет стандартов. У кого из них больше шансов на победу? Если вы думаете, что у первого, то вам нужно познакомиться с книгой «Открытое мышление».

Закрытое мышление направлено исключительно на себя, открытое — на окружающих людей. Человек с открытым мышлением перестает быть роботом, наполняя свою жизнь осмысленностью. Эта книга — пароль к позитивным изменениям в жизни и бизнесе.

Два вида мышления

В рамках закрытого мышления человек фокусирует внимание на том, что для достижения своих целей ему нужно от других — клиентов, коллег и руководителей либо от детей, супруга или соседа. Его больше интересует, какой эффект другие производят на него, чем то, какое воздействие оказывает он сам.

Те, кто работает на основе открытого мышления:

  1. Видят потребности, цели и проблемы других.
  2. Прилагают усилия, чтобы помочь другим.
  3. Понимают свое воздействие на результаты других и берут на себя ответственность за это.


Научиться видеть не только себя… Источник.

Развитие открытого мышления — это шаг на пути к тому, чтобы научиться видеть не только себя.

Все равны

Лидеры бизнеса, пришедшие к этому типу мышления, выстраивают отношения в команде и собственные отношения с подчиненными, партнерами, клиентами совершенно по-новому.


Они стремятся к тому, чтобы каждый сотрудник чувствовал себя равноправным участником процесса. Источник.

Руководители арены «Мэдисон-сквер-гарден» в Нью-Йорке пришли к выводу, что нельзя делить персонал на основной и вспомогательный, потому что именно вспомогательный персонал непосредственно взаимодействует с клиентами. Если к этим сотрудникам, например билетерам, относятся без должного уважения, они переносят такое отношение на посетителей.

В «Мэдисон-сквер-гарден» устранили различия между сотрудниками, и уровень сервиса вырос в разы.

«Безумные» коллекторы

Билл Бартманн, руководитель коллекторского агентства, сам знавал не лучшие времена. И на него когда-то охотились коллекторы, поэтому он решил создать компанию, которая работала бы иначе — то есть руководствовалась открытым мышлением.

Компания действует исходя из такой предпосылки: клиенты должны им деньги именно потому, что у них недостаточно денег, чтобы расплатиться.

Открытое мышление диктует совсем другой подход — оно предполагает, что вы думаете об этих людях и их обстоятельствах.


Типичный подход к сбору долгов, продиктованный закрытым мышлением, состоит в запугивании несчастных, чтобы выбить из них хоть какую-то сумму. Источник.

В рамках этого подхода Билл с командой стали собирать долги, не выжимая деньги из клиентов, а пытаясь понять, как помочь им заработать. Сотрудники начали писать резюме за своих клиентов, искать способы устроить их на работу, помогая заполнять формы и договариваться о собеседованиях. Стала поступать и другая помощь. Любая проблема клиентов стала для коллекторов возможностью помочь — от получения талонов на питание до ремонта дома.

С точки зрения закрытого мышления это выглядит безумно. Но результаты говорят сами за себя. Всего за три года сборы агентства вдвое превысили результаты конкурентов.

О разделении труда

Часто лидеры, сами того не понимая, полагают, что их основная задача — контроль. Они принимают платоновскую идею о «разделении труда»: все действия делятся на два этапа — планирование и исполнение. Во многих организациях это разделение заметно. Мозг и руки. Знающие и делающие. Планировщики и исполнители. Управляющие и управляемые.

В таких организациях возникают проблемы: те, на ком лежит задача исполнения, списывают неудачи на нереалистичные планы. Те же, кто планирует, винят исполнителей.

Открытое мышление дает лидерам возможность сделать сотрудников полностью ответственными за свои действия. Это значит, что они наделяются правом как исполнять, так и планировать. Такой подход приводит к выдающимся результатам.

Еще в книге

Главные проблемы в нашей жизни возникают тогда, когда мы не позволяем себе заметить человеческие качества других из-за рамок и стереотипов. И эта истина обнадеживает. Мы можем положить этому конец.

Книга поможет изменить образ мышления, стать более открытым в работе и жизни.


Образ мышления влияет на все, что мы делаем, — источник.

Что еще полезного вы узнаете из книги:

  • главные стереотипы мышления
  • как перейти от закрытого типа мышления к открытому
  • схемы работы открытого мышления в коллективе
  • как и зачем убирать ненужные барьеры между руководителями и обычными сотрудниками
  • десятки реальных примеров позитивных изменений, которые дает открытый тип мышления

Открытое мышление не знает границ. Тот, кто смог понять его принципы, а главное, нашел в себе силы свернуть с накатанной дороги, будет вознагражден — впечатляющими результатами в деле и более искренними отношениями с людьми.

Фотография обложки поста — отсюда.

Откровение Платона и платонизма и авторитет родства | Платонизм Уолтера Патера: воплощенный капитал

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicThe Platonism of Walter Pater: Embodied EquityLiterature Studies (19th Century)BooksJournals Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicПлатонизм Уолтера Патера: воплощенная справедливостьЛитературные исследования (19век)КнигиЖурналы Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

  • Иконка Цитировать Цитировать

  • Разрешения

  • Делиться
    • Твиттер
    • Подробнее

CITE

LEE, ADAM,

'Откровение Платона и Платонизма и Управление аффинности'

,

Плотонизм Walter Pater: воплощенный экведита Оксфорд,

2020;

онлайн-издание,

Oxford Academic

, 19 марта 2020 г.

), https://doi.org/10.1093/oso/9780198848530.003.0007,

, по состоянию на 26 января 2023 г.

Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicПлатонизм Уолтера Патера: воплощенная справедливостьЛитературные исследования (19век)КнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicThe Platonism of Walter Pater: Embodied EquityLiterature Studies (19th Century)BooksJournals Термин поиска на микросайте

Advanced Search

Abstract

В этой главе прослеживается развитие платонических тем в эссе, предшествующих Платон и платонизм (1893 г. ) и исследует книгу как откровение философии всей жизни Патера, наполняющей его работу. Структура книги объясняется как представитель оксонианского платонизма, не упуская из виду то, что делает ее столь характерной для Патера. Центральные темы произведений Патера раскрываются через его понимание платонизма, в частности через Республика . Озабоченный Платоном как автором, Патер объясняет, как он ищет организацию в вещах, государствах, а также в людях, а также в произведениях искусства ради здравомыслия, консервативной приверженности, которая борется с упадком. Сохранение здравомыслия, разума в красоте ищется ради души в платоническом воспитании. Именно платоническая любовь, объясняемая как близость к себе подобным, позволяет достичь знания и авторитетно выразить себя.

Ключевые слова: Платон и платонизм, оксоновский платонизм, Республика, близость, декаданс, здравомыслие, платоническая любовь, авторитет, знание

Предмет

Литературоведение (19 век)

В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.

Войти

Получить помощь с доступом

Получить помощь с доступом

Доступ для учреждений

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

  1. Щелкните Войти через свое учреждение.
  2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
  3. При посещении сайта учреждения используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Войти через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

  1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
  2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
  3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Вход через личный кабинет

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр учетных записей, вошедших в систему

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

  • Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
  • Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Ведение счетов организаций

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т. д.

Покупка

Наши книги можно приобрести по подписке или приобрести в библиотеках и учреждениях.

Информация о покупке

Платоническое Просвещение Руссо | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews

Эта книга представляет собой исследование роли метафизических понятий в истории политической философии, основанное на представлении Уильямса о Руссо как платонике восемнадцатого века. Из восьми глав четыре посвящены исключительно Руссо, остальные посвящены Гоббсу и Локку, Канту и, наконец, Марксу и Фуко. Глава вторая, «Материализм и платонизм в современной Европе», описывает непосредственный культурный и интеллектуальный контекст творчества Руссо и является наиболее доступной главой в книге. Начиная с главы шестой, внимание Уильямса начинает сужаться до исключительно политических вопросов, кульминацией которого является его заключительное обсуждение Маркса и Фуко, где его внимание смещается с Руссо и платонизма на более широкий акцент на роли трансцендентных идей в более поздней политической философии. Главы, посвященные Руссо, предлагают обширное знакомство со вторичной литературой, и им суждено стать важным учебником для продвинутых студентов или других ученых, ищущих четкий путь в разросшихся исследованиях Руссо, особенно с точки зрения политической науки или философии.

Williams также предлагает очень полезную подробную библиографию. И текст, и аппаратура привлекают внимание к менее известным работам Руссо и о нем, которые откроют новые возможности для дискуссий в этой области. Есть, однако, несколько любопытных оплошностей: авторитетная книга Виктора Гольдшмидта Anthropologie et politique: les principes du système de Rousseau не упоминается, несмотря на собственную платоническую структуру Гольдшмидта для обсуждения Руссо; ни «стоик», ни «эпикурейец» не фигурируют в указателе; и значительный объем исследований стоицизма Руссо полностью игнорируется как в тексте, так и в библиографии. Вклад Криса Брука в Cambridge Companion — один из немногих источников о стоическом наследии Руссо, с которого можно начать, но отсутствуют стандартные тексты, такие как «9» Роша. 0036 Руссо: стоик и романтик , а также франкоязычные исследования по этой теме. Это понятно в свете подхода Уильямса как исследования именно платонизма — а не древних парадигм в более широком смысле — в истории политической философии. Этот подход также объясняет акцент Уильямса на Гоббсе как на контрасте для Руссо и как на опоре для последующего развития политической мысли.

Тезис Уильямса состоит в том, что Руссо разделял с Платоном философскую зависимость от нематериальных понятий, которую он развивает в предисловии:

Здесь мы видим сочетание метафизического, онтологического и политического измерений [платоновской принадлежности Руссо]: приверженность трансцендентным идеям как высшему авторитету моральных и политических аргументов . (xxvii)

То, что Уильямс называет платонической принадлежностью Руссо, представлено как охватывающее эпистемические вопросы, веру в бога, нематериальную душу и свободу воли, но не институциональную близость — по крайней мере, не в этом первоначальном изложении. Его использование «платонического» включает в себя самого Платона и тех, кого Уильямс вполне разумно относит к платонической традиции, включая святого Августина, Фичино, Декарта, Лейбница и Мальбранша. Уильямс не делает различий между Платоническим и Девятым.0036 нео -Платонический. Он также прямо прибивает свои собственные платонистские тона к мачте в том, что можно было бы назвать его «ну и что?» момент, когда он указывает на полезные аспекты материализма, приносящие богатство, но отчаивается из-за этического вакуума, который приводит к списыванию студентов на экзаменах, наркотикам, повышающим производительность, корпоративному грабежу и геноциду.

В третьей главе, посвященной платонизму савойского викария, Вильямс ставит свободу воли в центр возражений Руссо против материалистической позиции. В четвертой главе он демонстрирует, как общую волю можно понимать как платоновский идеал или, по крайней мере, как функцию платоновского идеала. Он приводит веские доводы в пользу того, что правосудие является источником всеобщей воли, доступ к которому осуществляется через совесть, а не через публичное обсуждение, и что это отражает озабоченность Руссо тем, что фракция восторжествует над совестью на «рынке идей». В этом представлении справедливость характеризуется как неизменная метафизическая предпосылка не только развития политики Руссо, но и любой нормативности вообще. Именно в этом смысле Уильямс представляет справедливость трансцендентной — это абсолютная мера всех других вещей. По собственным словам Уильямса:

Цель Руссо, поставившего людей под власть всеобщей воли, состоит не в том, чтобы победить или «заменить» справедливость. Скорее, это делает возможным правосудие и делает его обязательным для лиц, чтобы никто не мог нарушать его принципы с иммунитетом. (111)

Затем Уильямс предлагает широкую оценку исследования концепции справедливости Руссо в свете его собственного представления Общей воли как результата трансцендентной идеи справедливости, а не альтернативы справедливости. Пятая глава начинается с предположения, что Руссо дает ключи к разгадке некоторых своих загадок. Далее Уильямс предполагает сложное соответствие между использованием пещер и цепей Платоном и Руссо. В этих рамках Уильямс предлагает свои выводы относительно эпистемологических различий между двумя мыслителями, противопоставляя оптимизм Руссо пессимизму Платона в отношении нашей способности получить доступ к Всеобщей Воле. Шестая глава построена на идее эпистемологического убеждения Руссо в том, что степень добродетели, необходимая для правильного функционирования Всеобщей Воли, на самом деле доступна среднему человеку. В этом процессе Уильямс пытается спасти Руссо от обвинения в тирании, демонстрируя, что это обвинение основано на пессимистическом прочтении Общественный договор в частности.

На протяжении всего этого процесса Уильямс придерживается синоптической точки зрения на Руссо. Недостаток этого заключается в том, что корпус Руссо рассматривается так, как если бы он был создан в одном неизменном контексте, но это более чем уравновешивается всеобъемлющим обсуждением Уильямсом всего корпуса. Этот подход позволяет Уильямсу осветить конкретные комментарии и отрывки Руссо ссылками на более широкие темы и примеры из его корпуса. Уильямс формулирует это следующим образом:

Руссо утверждает, что не знает, как были наложены эти оковы [из открытия SC ], но внимательный читатель знает лучше. Это цепи, найденные в конце Второго дискурса … . Нельзя с уверенностью сказать, что Руссо давал нам здесь существенный ключ к расшифровке своей системы. Тем не менее, это выглядит весьма наводящим на размышления. (130)

Уильямс неоднократно и эффективно применяет этот метод, читая Общественный договор с по Правительство Польши ; он предполагает, что «в то время как Второй дискурс описывает сковывание общества, Эмиль описывает скованное общество» (143). Наиболее впечатляюще то, что Уильямс демонстрирует, что Nouvelle Héloise имеет отношение к делу, выходящее за рамки обычных поверхностных ссылок на политическую экономию Кларанса или тому подобного, предполагая, что Вольмара можно читать как Гельвеция, и что комментарии Жюли о Платоне отражают гендерный взгляд Руссо на человеческую природу. .

Есть два особенно похвальных аспекта подхода Уильямса к этой теме. Во-первых, когда Уильямс верит Руссо на слово и читает его работу в целом, он имеет в виду именно это, и это в исключительных случаях включает Nouvelle Héloise . Во-вторых, долгожданная попытка Уильямса проработать взаимодействие Руссо с менее каноническими фигурами д'Гольбаха и Гельвеция. То, что Уильямс, сам политический философ, готов открыть свой проект как литературным темам, так и истории-идей-в-контексте как областям исследования, как это практикуется в отделах, отличных от его собственного, свидетельствует о силе его аргументации и его уверенность в нем. Этот междисциплинарный анализ древних парадигм в дискурсе раннего Нового времени имеет много общего с недавней работой Глории Вивены об Адаме Смите (2001 [19]).84]), о Смите и Руссо Пьером Форсом (2003) и о Гоббсе и Гассенди Лизой Сарасон (1996). Методология этого исследования только зарождается, и этот том вносит важный вклад в дальнейшие междисциплинарные разработки в этой области.

Методологическая структура Уильямса для его аргументации относительно платонизма Руссо состоит в том, чтобы осветить частые параллели в их соответствующих работах, основанные на его понимании Руссо как неявного неоплатоника, которого Уильямс описывает как борющегося в углу Платона в продолжающейся агонии с роль Гераклита в исполнении Дидро (90). Он объясняет

Платонизм может быть двух видов: неявный и явный. Имплицитные платоники полагаются на трансцендентные стандарты в своих суждениях, но они не обязательно декларируют или разрабатывают онтологические обязательства относительно своего сверхчувственного существования. Руссо, как указано, явно имеет такую ​​склонность. Эксплицитные платоники, с другой стороны, не только полагаются на такие стандарты, но и декларируют онтологическое существование форм. Руссо никогда не делает таких заявлений. (116)

Ни в примере Руссо как Платона, ни Дидро как Гераклита Вильямс не предлагает доказательств их самоотождествления с этими фигурами, и более вероятно, что и Дидро, и Руссо охарактеризовали бы материалистическую позицию как эпикурейскую. Более того, изложение материализма Уильямсом узко и, как следствие, редуктивно; он идентифицирует Дидро, Гольбаха и Гельвеция, не безосновательно, как строгих детерминистов, — но он делает детерминизм принципом материализма, который имеет смысл только в очень специфическом контексте французского гоббсианства восемнадцатого века, который мог также включать Ламетри и других. Представление Вильямсом детерминизма как функции материализма, конечно, не отражает реабилитацию Эпикура во Франции в семнадцатом веке, но, тем не менее, это разумное представление того, как Руссо интерпретировал бы угрозу материализма: возможно, оно не было полностью синонимом Эпикуреизм в сознании Руссо, но это различие не имеет большого значения для цели Уильямса.

Уильямс приводит веские доводы в пользу прямой передачи платонизма Руссо, частично основываясь на необъявленной, но обоснованной предпосылке, что Руссо принял порядок диалогов Платона, установленный Стефаном. Самая сильная формулировка тезиса Уильямса содержится в его ценном представлении Руссо «О театральном подражании: эссе, почерпнутое из диалогов Платона», в котором Руссо ближе всего подходит к самоидентификации как платоника. В этой главе особенно хорошо представлены сильные и слабые стороны книги. Признание Уильямсом эпистемологических различий между Руссо и Платоном поучительно и убедительно аргументировано. Платоническая призма, через которую Уильямс проецирует Руссо, раскрывает ценную информацию о характере Руссо относительно человеческой способности к социальной эволюции и совершенствованию. Гендерный взгляд Руссо на человеческую природу также весьма полезным образом преломляется в том же процессе (180-181).

Трудность со структурой передачи Уильямса состоит в том, что она не учитывает различия между платонизмом и нео--платонизмом, особенно в его рассуждениях о первородном грехе и свободе воли. Уильямс предполагает, что относительный оптимизм Руссо в отношении нашей способности распознавать «хорошее» является отходом от Платона. Я бы предположил, что гораздо более важным здесь является отход Руссо от кальвиновского взгляда на испорченность человеческой природы, характерного для августинской традиции.

Learn more